Забытые кости - Вивиан Барц

Эрик сделал над собой усилие, чтобы не закричать, потому что Джейк, похоже, ничего не слышал.

– Извини. Да, я в порядке.

– Ты тоже это слышишь?

У Эрика хрустнуло в шее, когда он повернул голову, чтобы посмотреть на Джейка.

– А что ты слышишь?

– Даже не знаю – это доносится издалека. И звучит будто… – Он покачал головой. – Не знаю.

Может ли он это слышать? Эрик задумался. Как и в случае с гниющим ребенком в классе, Джейк мог что-то почувствовать, но не получил полной картины. Возможно ли существование метафизической стороны жизни, обнаружить которую дано только живущим на периферии чудакам, таким как Джейк и он сам, некоей сверхъестественной связи, разделяемой ими всеми… или же это просто бред сумасшедшего, рожденный под шляпой из фольги?

– Хочу остановиться, послушать получше, – сказал Эрик.

Но стоило только попытаться съехать на обочину, как крики прекратились. Как будто внезапно щелкнул выключатель.

А потом они увидели полицейский кордон в конце дороги.

Из-за барьера, когда они приблизились, вышел офицер и остановил их. Посветил фонариком в машину, потом махнул рукой – проезжайте. Несколько личностей строгого вида ходили по полю, переговариваясь по рации и водя по земле металлоискателями. Здесь явно происходило что-то масштабное.

– Что-то странное, – сказал Джейк. – Интересно, что, черт возьми, здесь творится?

– Да, очень странно. Похоже, они что-то ищут. Но те крики… я даже не уверен…

– Не уверен в чем?

Эрик прикусил губу, а потом выпалил:

– Иногда я слышу разные вещи, потому что я, гм, немного… шизофреник.

Эрик и сам толком не знал, почему раскрыл свою темную тайну, но обнаружил, что не жалеет о сделанном. Если уж он действительно завязывает дружбу с Джейком, то почему бы не выложить всю правду?

Эрик приготовился к тому, что должно было неизбежно последовать вслед за признанием: Неужели? Шутишь? (Шизофрения – это же так весело!) Или (любимая всеми фраза): А ты не опасен?

Джейк удивил Эрика своей реакцией.

– Это отстой, мужик. Очень сочувствую. – Вот и все, что сказал Джейк, но сказал с такой серьезной искренностью, что Эрик едва не расплакался. Он не мог припомнить случая, когда кто-то едва знакомый отзывался с таким сочувствием. Он был тронут.

– У меня это уже много лет и особенно не беспокоит. Но, послушай, никто в школе не знает, и я хотел бы, чтобы так и оставалось, потому что…

– Эй, я сохраню твой секрет. – Джейк быстро провел по губам указательным и большим пальцами, как бы застегивая невидимую «молнию». – Мы, выродки, должны держаться вместе.

– Выродки до конца! – воскликнул Эрик, хотя не знал точно, что имел в виду, и ощутил прилив позитивной энергии.

Джейк прекрасно все понял.

Эрик высадил Джейка и уже через двадцать минут вернулся домой. Он добрался бы за десять, если б не выбрал длинный, обходной путь, но ему не хотелось снова проезжать мимо поля с детскими криками и полицейского, ожидающего на обочине дороги, чтобы посветить фонариком ему в лицо.

Эрик припарковался в гараже, напевая балладу «Augustine Grifters», которую выучил во время репетиции. Он был в приподнятом настроении; хотелось петь, хотелось просто быть счастливым.

Однако стоило войти в дом, и радость померкла.

Эрик сразу же почувствовал: что-то не так. Почувствовал других.

Он был не один.

Или же, пока он был на репетиции группы, в доме побывала незваная компания. Он замер и прислушался. Ощущение того, что кто-то был, ходил вокруг дома и только недавно ушел, усилилось.

С тяжелым, как кирпич, желудком он быстро нащупал путь к выключателю в коридоре и, затаив дыхание, щелкнул, ожидая обнаружить отсутствие в гостиной и дешевого телевизора Дорис, и своих драгоценных проигрывателей (единственных дорогостоящих вещей, которые он привез из Филадельфии).

К его полнейшему изумлению, все стояло на своих местах.

Зато присутствовал какой-то запах. Запах настолько безошибочный, что половина западного мира, вероятно, смогла бы идентифицировать его менее чем за три секунды.

Запах свежеиспеченного хлеба.

Поначалу Эрик с беспокойством подумал, что оставил духовку включенной, что было бы абсурдно, так как в последний раз он пек хлеб… да никогда не пек. Он и духовкой пользовался только для того, чтобы разогреть замороженную пиццу, а ее у него не было уже больше недели.

И все же он проверил.

Выключена.

Он пожал плечами. Возможно, запах шел от соседа, хотя это должна была быть какая-то серьезная закваска, если ее можно унюхать через двор.

Обогнув стол в центре кухни, Эрик увидел рассыпанный сахар. И тут же ощутил что-то вроде укола, как если б открыл жалюзи и обнаружил, что на него пялится вуайерист. Он выдернул из колодки на стойке мясницкий нож и обыскал дом, комнату за комнатой.

Это не заняло много времени. В доме было пусто.

Теперь Эрик стоял на кухне, глядя на беспорядок на полу, с некоторым удивлением осознавая, что чувствует себя довольно спокойно из-за этого инцидента. А почему бы и нет? Тот, кто вломился, ничего не взял – хотя тут и брать было нечего, кроме нескольких мелких вещей и причудливых безделушек Дорис в гараже. Отнюдь не смертельная угроза, ведь так? И даже вообще не угроза. Только имя, криво выведенное по рассыпанному сахару: МИЛТОН.

Прожив в мегаполисах большую часть взрослой жизни, Эрик не впервые сталкивался с домашним вторжением. Будучи нищим аспирантом в Вашингтоне, он снимал несколько очень сомнительных квартир, столь дешевых, что ограбление можно было включать в арендную плату. В одном месте его ограбили дважды в один и тот же день: квартиру обчистили утром, когда он был в школе, а автомобиль вскрыли поздно вечером, когда он был в постели. Больше всего в той двойной краже Эрика взбесила просматривавшаяся за преступлениями бессмысленность: сволочи нагадили в ванну, обнаружив, что у него закончилась туалетная бумага (видели б вы душевую занавеску после этого!), и разбили стекло за 200 долларов со стороны водителя в его семилетнем «Ниссане», чтобы украсть пачку жевательной резинки и компакт-диски стоимостью 30 долларов.

Рассыпанный сахар явно указывал на проказливых детей, а не закоренелых преступников, и корявое имя было, безусловно, посланием куда более вежливым, чем фекалии в ванне. Скорее всего, компания пьяных парней, отмечающих двадцать первый день рождения их друга Милтона. Хотя, конечно, есть лучшие способы отпраздновать достижение алкогольного возраста, чем врываться в случайный дом и чудить на кухне. Такое поведение более характерно для подростков.

С другой стороны, хотя теперь Эрик жил не в Филадельфии, он видел несколько приличных баров недалеко от центра города – баров, подобных тому, в котором играл с «Augustine Grifters». Может быть, это что-то вроде ритуала колледжского братства: вломиться в профессорский дом и рассыпать сахар на полу в кухне? Но были ли в его местном колледже вообще братства? Или здесь просто позабавились скучающие соседские дети, выразившие таким образом неясный протест? «Может, это банда сладкоежек», – подумал Эрик и вдруг разразился безумным лающим смехом, хотя и сам не мог понять, почему это должно было быть смешно.