Дом правительства. Сага о русской революции - Юрий Слезкин

Чойбалсан лично руководил казнями. Агнесса, которая старалась «вводить культуру», пропагандируя санитарию и использование отхожих мест, отправилась на экскурсию в местную «долину смерти».

Миронов не успел арестовать 6 тысяч лам (это сделал его преемник, Михаил Голубчик, которого он привез с собой из Новосибирска). Вскоре после того, как он отправил сообщение о предстоящих арестах и расстрелах, его вызвали в Москву. У Агули была скарлатина, и они с Агнессой присоединились к нему позже.

К моменту приезда Миронова и Агнессы из Дома выселили около четырехсот первоначальных жильцов. Одним из первых стал недавно прощенный троцкист, бывший начальник Политуправления Реввоенсовета республики и обвинитель на процессе Филиппа Миронова, Ивар Смилга. После того как его уволили из Госплана, семью – Смилгу, его жену Надежду Полуян, их двух дочерей и подругу Надежды Нину Делибаш (жену ссыльного оппозиционера Александра Иоселевича) – переселили в четырехкомнатную квартиру на улице Горького, 26 (за МХАТом). Смилга продолжал числиться «в распоряжении ЦК» и работать в издательстве Academia. Незадолго до переезда он опубликовал предисловие к новому переводу «Посмертных записок Пиквикского клуба». «Молодежь нашей страны, – писал он, – возьмет у Диккенса полезное и увлекательное и сумеет критически отнестись к его слабым сторонам. Воспитательная роль Диккенса как художника еще далеко не исчерпана. Его с удовольствием и с пользой будут читать наши потомки»[1584].

Вечером 1 декабря 1934 года Смилга, Надежда и обе девочки (пятнадцатилетняя Татьяна и двенадцатилетняя Наталья) собирались идти гулять, когда зазвонил телефон. По воспоминаниям Татьяны, «папа подошел к телефону и таким ужасным голосом говорит: «Да?! Ну хорошо. Сейчас иду, сейчас буду». Подходит… Мы уже в пальто одеты все трое. «Друзья мои! – говорит он таким странным тоном. – В Ленинграде убит Киров»[1585].

Первого января 1935 года Татьяна и Наталья рано легли после бессонной новогодней ночи. Вдруг в детскую вошел Смилга и сказал: «Ребята, вы не волнуйтесь, подбирают нас, старых оппозиционеров». Его увели под утро, после многочасового обыска. Уходя, он сказал: «Ребята, вы знаете, что вы прощаетесь с честным человеком?» Его приговорили к пяти годам в Верхнеуральском политизоляторе (примерно тогда же, когда должны были выпустить Татьяну Мягкову). В камере он занимался философией и политэкономией и читал Расина и Корнеля. Один раз Надежде разрешили его навестить. Она спросила, действительно ли он не участвовал ни в каких заговорах, но он так на нее посмотрел, что ей стало стыдно (как она потом рассказала Татьяне). 1 июля 1936 года ее тоже арестовали. Татьяна, Наталья и их няня остались в одной комнате; в другие три въехали другие семьи. Вскоре были арестованы Нина Делибаш, брат Смилги Павел и братья Надежды Ян и Дмитрий. Дмитрий был председателем суда на процессе Филиппа Миронова. Как сказал тогда Смилга, требуя смертной казни, поведение армии Конвента в Вандее было ужасно «с точки зрения индивидуального человека», но «оправдано историей». Другие видные большевики, участвовавшие в расказачивании – командующий войсками Киевского военного округа Иона Якир, директор Криворожского металлургического комбината Яков Весник, начальник Лечебно-санитарного управления Кремля Иосиф Ходоровский, член Контрольной комиссии ЦК Арон Френкель и директор московского химического завода № 12 (после отставки в 1930-м с поста председателя СНК РСФСР) Сергей Сырцов, – были расстреляны в течение последующих двух лет. Бывший начальник бронепоезда Троцкого Рудольф Петерсон, уволенный из комендантов Кремля после «Кремлевского дела» 1935 года и командированный в Киев помощником Якира по материальной части, был арестован на месяц раньше Якира (27 апреля 1937 года). В записке, которую он прислал детям из тюрьмы, говорилось: «Простите меня за все. Так нужно»[1586].