Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу

— Этот достопочтенный точно помешался.

Он моргнул, отбросил эти абсурдные мысли на задворки сознания, и продолжил свой путь.

Хозяин приказал ему отправиться в то место на горе Куньлунь, где был самый мощный источник духовной энергии, чтобы полностью открыть Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти, ведущие в прошлую жизнь. Именно поэтому он должен был идти дальше, на север. Однако, заметив вдалеке озеро Тяньчи, он не сдержался и невольно сделал крюк.

Неудивительно, ведь именно здесь он навсегда потерял Чу Ваньнина.

Какое-то время Тасянь-Цзюнь оставался на том же месте, пытаясь взять себя в руки, но, в конце концов, все же не выдержал и, словно одержимый, помчался в ту сторону. Пролетая мимо крытой галереи Дворца Тасюэ Тасянь-Цзюнь вдруг услышал знакомый голос:

— Папа… мама…

Голос был очень знакомым, и он замедлил шаг. Скрывшись в тени, он замер. Черные как смоль глаза с высоты быстро нашли источник звука.

Разглядев все как следует, он не смог удержаться от смешка:

— Я так и думал, что это ты.

В уединенном дворике не было никого, кроме Сюэ Мэна. Сжимая в руке кувшин с крепким вином, он лежал ничком на столе и, судя по всему, уже был мертвецки пьян.

— На этот раз этот достопочтенный не убивал твоих родителей, — какое-то время, поглаживая свой подбородок, Тасянь-Цзюнь с интересом следил за пьяным Сюэ Мэном, — но весьма рад твоим страданиям. Этот достопочтенный еще не забыл, кто прежде проделал дыру в его груди. Ну и как тебе, нравится, когда сердце болит?

В этом дворе царила мертвая тишина, вокруг не было ни души.

Тасянь-Цзюнь какое-то время смотрел вниз, и тут ему в голову пришла прекрасная идея. Мелькнула черная тень, и в следующий момент он появился прямо перед Сюэ Мэном.

Мертвецки пьяный Птенец Феникса даже не заметил его появления. Он все еще тряс кувшин со спиртным, стремясь залить в рот еще немного божественного нектара.

Вдруг холодная рука на полпути перехватила красный глиняный кувшин.

— Ты… кто?

— Угадай.

Сюэ Мэн с трудом открыл опухшие от слез глаза и устало проследил взглядом по руке. Постепенно поднимаясь все выше, он, наконец, уперся в весьма привлекательную, но насмешливо ухмыляющуюся физиономию Наступающего на бессмертных Императора.

Тасянь-Цзюнь никогда не видел Сюэ Мэна в таком подавленном состоянии. Несмотря на то, что он был уверен, что в прошлой жизни Сюэ Мэн частенько впадал в такую депрессию, однако сейчас он впервые видел это своими глазами. Он невольно облизнул губы, испытывая не только воодушевление, но и сильное душевное волнение.

Склонившись над Сюэ Мэном, он уставился на него, словно зверь на законную добычу:

— Интересно, оказывается лучший ученик и гордость Чу Ваньнина тоже может набраться как свинья, — с этими словами он присел на край каменного стола и, протянув руку, приподнял за подбородок лицо Сюэ Мэна. — Как же давно я не видел тебя таким юным, — Тасянь-Цзюнь тяжело вздохнул. — Слишком задержавшись в том суетном мире этот достопочтенный почти забыл, каким самодовольным и надменным выглядело тогда твое лицо.

Кончиками пальцев он ласково прикоснулся к подбородку, скользнул по щеке, переносице, брови и в конце едва ощутимо ткнул в лоб.

— Сюэ Мэн, знаешь что? Есть одна вещь, о которой этот достопочтенный действительно очень сожалеет, — он смотрел в полные растерянности глаза Сюэ Мэна, пока на его губах медленно расцветала леденящая кровь улыбка. — В прошлой жизни этот достопочтенный был так добр, что позволил тебе жить, однако ты, напротив, захотел убить этого достопочтенного. Порой этот достопочтенный думает... а не стоило ли еще в самом начале убить тебя? Для людей ведь жизнь далеко не всегда что-то приятное, а смерть не обязательно что-то мучительное, — низкий и мрачный голос Тасянь-Цзюня звучал тихо и размеренно. — Сюэ Мэн, хочешь присоединиться к своим родителям?

С этими словами он наклонился еще ниже. Холодное дыхание коснулось щеки Сюэ Мэна, два ледяных пальца коснулись артерии на его шее… делая это, Тасянь-Цзюнь продолжал смотреть в глаза Сюэ Мэна.

Глядя на свое отражение в этих затуманенных слезами глазах, он чувствовал себя вернувшимся в мир людей призраком.

— На самом деле в этом грешном мире все люди рано или поздно умрут, — Тасянь-Цзюнь оскалился, обнажив белоснежные зубы. — Тем не менее полжизни мы с тобой были братьями. Раз уж мы неожиданно встретились здесь, лучше уж этот достопочтенный пораньше проводит тебя в последний путь и поможет тебе избавиться от оков этого суетного мира.

Перед тем, как нанести смертельный удар, кончики пальцев наполнились силой.

— Брат… — вдруг послышался тихий шепот, похожий на весенний росток, что пробиваясь сквозь скалу, заставляет содрогнуться землю и небеса.

Тасянь-Цзюнь замер.

Сюэ Мэн уставился на него. Похоже, несмотря на сильнейшее опьянение, он наконец смог узнать сидящего перед ним человека. От рыданий у него перехватило дыхание, и слезы промочили всю одежду на груди. Пошатываясь, он подался вперед и вцепился в холодную как лед руку Тасянь-Цзюня, словно в спасительное дерево, что могло удержать его на плаву в этом похожем на безбрежное море суетном мире.

— Брат… — снова позвал он.

Он не мог уловить тонкую разницу между двумя Мо Жанями из двух жизней, понимая лишь, что человек перед ним — это Мо Жань, его старший брат, его родной человек, и это на миг вернуло Сюэ Мэна в самые беззаботные годы его жизни.

На этот раз Тасянь-Цзюнь все четко расслышал и был уверен, что не ослышался, поэтому он был так ошеломлен, что не мог выбрать, какое выражение натянуть на свое лицо.

В голове воцарился полный хаос.

В этот момент перед глазами Тасянь-Цзюня промелькнули смазанные воспоминания о том, как он и Сюэ Мэн вместе сидят в Павильоне Алого Лотоса, заваривают чай, греют вино и под луной чокаются чарками.

Это… опять что-то из того, что делал образцовый наставник Мо?

— Брат, — глаза пьяного Сюэ Мэна были затуманены слезами, спрятав лицо в объятиях Тасянь-Цзюня, сначала он еще пытался сдержаться, но в итоге сорвался и захлебнулся рыданиями, которые под конец превратились в скорбный вой. — Не уходи… вы все, не бросайте меня…

Через какое-то время, видимо, что-то другое пришло ему в голову, так что внезапно все его тело содрогнулось в приступе неконтролируемой дрожи, а губы побледнели до мертвенной белизны:

— Не убивайте моего отца, не