Книга Короткого Солнца - Джин Вулф

— Он может! — опять хихикнула Вадсиг.

— Она была служанкой у генерала Инклито, — сказал я Шкуре, — так что обладателями Вадсиг являются дочь Инклито Мора — я уверен, ты ее помнишь — и ее подруга Фава.

— Ты сказал, что Фава мертва. Ты сказал это, когда однажды мы сидели на ее могиле, и...

— Ну, мне это нравится! — прервала его Вадсиг.

— Надеюсь, ты помнишь, Фава, — сказал я ей, — что без меня твое тело осталось бы непохороненным и, как я полагаю, было бы съедено дикими зверями в ту же ночь. Я похоронил тебя в одиночестве, копая каменистую землю на сильном морозе. Ты бы сделала для меня то же самое?

Вадсиг промолчала.

— Я все еще не понимаю насчет Фавы, — сказал Шкура. — Разве она не умерла на самом деле?

— Линия, за которой завершается жизнь, не такая резкая и четкая, как край у стола. Это процесс, и может пройти много времени, прежде чем мертвый человек полностью исчезнет — на деле, полное растворение может вообще не состояться. Фава и Мора были близки, поэтому неудивительно, что Фава появляется в снах Моры. Удивительно другое — они обе появляются в твоих.

Он вытаращил глаза, и я положил руку ему на плечо:

— Три витка — более странные места, чем ты можешь себе представить, сынок. По мере взросления ты будешь все реже и реже сталкиваться с этой странностью, если будешь держаться поближе к дому, не слишком почитая бога и занимаясь прозаическими делами. Тогда ты сможешь смеяться над этим.

— Жестоки с ним вы есть, мессир, — сказала Вадсиг.

— Нет, Вадсиг. Я причиняю ему боль. Только дети верят, что нет разницы между жестокостью и воспитанием.

— Они уже ушли? — спросил Шкура, и она захихикала.

— Нет, сын мой, это не так. Вадсиг очень сильно любит тебя и, почувствовав, что мои слова смутили и огорчили тебя, начала протестовать. Предположим, ты сидишь на кобыле, и кобыла слышит, как закричал ее жеребенок. Возможно, ты в состоянии вернуть свою власть над ней, но тебе пришлось бы это делать. На мгновение ты бы потерял контроль, как случилось с Морой и Фавой.

— Я хочу, чтобы они ушли, Отец! — Кулаки Шкуры сжались.

— Я бы спросил, кого ты собираешься ударить, но это бесполезно, я уверен. Ты можешь ударить меня, если хочешь, но я удержу тебя — ежели смогу, — если ты попытаешься ударить Вадсиг. Это не изгонит ее владелиц, и она не сделала ничего, чтобы заслужить такое.

— Я тебя не ударю.

— Спасибо. Что касается того, чтобы заставить Мору и Фаву уйти, я думаю, что мы могли бы сделать это, если бы попытались, но в этом нет никакого смысла. Они уйдут, когда Онорифика разбудит Мору к завтраку, как сказала нам Мора. А пока мы должны посоветоваться с ними, да и с Вадсиг тоже.

Пожалуйста, дадим Вадсиг высказаться? Уже поздно, нам о многом надо поговорить, и если Фава хочет поесть, а Вадсиг не против, то мне придется позаботиться о еде...

— Рыб голов?

Я удивленно поднял глаза и увидел Орева на его обычном месте в каминном уголке.

— Птиц взад!

— Говорю с вами я есть, мессир, — сказала Вадсиг. — Что хотите вы?

— Во-первых, ваше согласие на одержание, Вадсиг. Вы не против, если Мора и Фава останутся с вами до рассвета? Я уверен, что, в конце концов, это поможет тебе и Шкуре.

Она не ответила.

— Птиц найти, — объявил Орев. — Найти хуз.

— Верно, я послал тебя за Бэбби. Спасибо. У меня нет времени спрашивать, где он, но я спрошу позже. А пока, пожалуйста, не забывай.

— Хуз хорош!

— Если помогает это есть, пусть это есть. Друзья мы есть.

— Прекрасно. Спасибо, Вадсиг. Вы помогаете не только Шкуре и себе, но и мне. А теперь я должен попросить вас еще об одном. Фава — кажется, это Фава — хочет, чтобы вы поели. Я могу ошибаться, но думаю, что она заставит вас есть жадно. Это нормально? Вы не возражаете против того, чтобы как следует поесть?

— Не возражаю, мессир.

— Боюсь, вам придется сказать больше. Я не могу быть уверен, услышав только три слова.

— Жаль я есть, мессир. Глупой я чувствую.

— Это была она, — сказал Шкура. — Они бы не смогли меня обмануть.

— Говорю я есть, кондей[138]. Поздно уже есть, и голодны мы есть. Если ем слишком много я есть, остановить меня ты можешь. Но я не заставлю ее ранить себя или пить кровь, как раньше, Инканто. Я не позволю Фаве сделать ее больной.

— Хорошо. Спасибо вам всем троим. Я и сам проголодался...

— Птиц есть? — каркнул Орев из каминного угла.

— Да, Орев. Конечно.

Я снова повернулся к Вадсиг, гадая, чье выражение лица я изучаю:

— Шкура, без сомнения, тоже голоден, и мы можем поесть, пока разговариваем. Шкура, не мог бы ты спуститься вниз и договориться о еде с Аанваген, если она еще не легла спать?

— Сию минуту, Отец. — Шкура послал Вадсиг воздушный поцелуй.

— О чем ты хочешь поговорить, Инканто?

— О свержении судей, которые правят Дорпом.

Орев резко присвистнул.

— Похоже, это единственный путь, открытый для меня. У Ната хорошие связи, он мстителен, и если меня будут судить, то, конечно, признают виновным и сурово накажут. Меня могут казнить, и уж точно выпорют. Шкуру, Джали и меня лишат нашей собственности. Когда они обнаружат, что большая ее часть уже пропала — я забрал ее и продал, — Беруп и Аанваген будут разорены, как произошло со Стриком.

— Хороший человек он есть, мессир, — заверила меня Вадсиг. — Это Мастер часто говорит. Это Парл тоже говорит. Жесткий торговец Стрик есть, но, как он говорит, его товары есть. Как ты думаешь, Инканто, мы действительно сможем это сделать? Мы свергли Дуко, и мне нравится думать, что мы с Эко имели к этому какое-то отношение, но у нас была орда Бланко, и они имели к этому гораздо большее отношение, чем мы.

— Позвольте мне прежде всего заметить, — сказал я, — что если мы добьемся успеха, то сможем вернуть собственность капитана Стрика. Он помог мне, когда я только начал свое путешествие, и я, конечно, намерен попытаться; на самом деле я попытаюсь восстановить все имущество, которое было несправедливо конфисковано. Судьи использовали свое положение, чтобы обогатиться; мы лишим их и богатства, и положения — если сможем.

Во-вторых, эти судьи напоминают Аюнтамьенто, совет, который мы свергли в Вайроне. Говоря «мы», я имею в виду не только майтеру Мята и патеру Шелка, Саргасс и меня, но и несколько сотен других людей, составлявших ядро нашего восстания. Там тоже было пять советников — Лемур, Лори, Потто, Галаго и Долгопят, — и они управляли армией и гвардией, что давало им огромные преимущества, которых нет у судей. Орда Дорпа в основном состоит из резервистов.