Наследница тьмы - Берил Керибар

Лицо Киана выражало страдания.

– Горе убьет тебя.

– Горе – это все, что у меня осталось. Как только отпущу ее, больше ничего не буду чувствовать. Зачем существовать, когда ты больше не живешь?

Киан, вероятно, мог бы поставить себя на его место, но он не сможет испытать эти чувства на себе. По крайней мере, пока не найдет свою вторую половинку. Он менял женщин как перчатки, так что это лишь вопрос времени. Возможно, в одной из них он однажды увидит нечто большее.

Илиас желал счастья своему самому близкому другу. Киан был первым, кто бросился к нему, когда его любимая испустила последний вдох в его объятиях. Киан был первым, кто перестал обходиться с ним, как с хрустальной вазой, когда его вторую половинку положили в гроб. И Киан был единственным, кому он мог доверить свои самые сокровенные мысли.

– Я верю, что она не мертва. – Илиас вздрогнул, едва слова, произнесенные шепотом, слетели с губ.

Киан нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

– Знаю, это звучит безумно. Но говорю же, я вижу ее.

– Илиас, – напряженно начал Киан. – Она лежит в склепе в каменном гробу. Она… мертва.

Когда Илиас промолчал, Киан продолжил:

– Ее кровь текла из нее…

– Я знаю! – выкрикнул Илиас. – Знаю! Я видел это собственными глазами. Наблюдал за тем, как кровь с каждым ее вдохом перестает вытекать из тела. – И добавил более спокойно: – Я говорю не о ее теле.

– Ее душа вознеслась на небеса, Илиас.

– Ты это видел? – настойчиво спросил тот. – Я видел только то, что ее душа покинула тело, а затем поднялась из-за светового взрыва.

– Да, потому что она была могущественной. Маги разума невероятно сильны, и ни один из них никогда не умирал у нас на глазах, верно? Может быть, так они и уходят.

Илиас медленно кивнул.

– Да, возможно, – ответил он, ни на секунду не веря в это.

– Поговаривали, что она была потомком Эльдана, не так ли?

Илиас снова кивнул.

Маленькую Неа нашли в лесу и поместили в детский приют. Никто не знал, от кого она произошла, пока в ней не проявилась магия разума, а черные руны не распространились по всей спине. Если изучить родословную магов разума, то все они были связаны с семьей Уларен, самым известным представителем которых был Эльдан Уларен – эльф, обладавший близостью к душам и их помыслам. Он представлял собой чистейшую первозданную силу. Он был королем Туманности, пока в одно ужасное время не убили его вторую половинку. Обессиленный, он больше не представлял опасности для того, кто и убил его, и кого после этого прозвали цареубийцей.

Но его так и не нашли.

И, поскольку у Эльдана не было прямых наследников, после к власти пришел его приближенный и бывший ученик – Пертеас.

– Ты не говорил об этом с отцом? О том, что ты считаешь, что… – спросил Киан.

Илиас покачал головой:

– Нет, я не говорил ни с кем, кроме тебя.

– Может быть, стоит. Если кто-то и разбирается в душах, так это король Пертеас.

– Да, возможно, – ответил он, но передумал.

Это было безумием. Он не мог рассказывать всем подряд о том, что ему кажется, будто его мертвая любимая жива. Если даже Киан не верил ему…

– Я тебе верю, – внезапно сказал Киан, словно прочитал его мысли. Однако он, как истинный маг крови, не обладал такой способностью.

– Что? – недоверчиво переспросил Илиас.

Киан кивнул, чтобы придать убедительности своим словам.

– Помнишь, как твой отец отругал меня, когда я подложил ему под одеяло мертвую жабу? – спросил он.

Илиас невольно рассмеялся.

– Да.

– Я сказал тебе, что это был не я, и ты поверил мне, не моргнув и глазом. Ты защищал меня. Ты так долго убеждал в этом короля Пертеаса, что он сам извинился передо мной.

– Мы были детьми, Киан. – Он все еще улыбался.

– Но с того дня наши отношения изменились. Мы стали слепо доверять друг другу. И если ты говоришь, что все еще ощущаешь присутствие Неа, я тебе верю.

Когда Киан произнес ее имя, Илиас почувствовал укол в сердце. Но в то же время в его груди разлилось тепло, ведь друг поверил ему. Значит, он не сошел с ума.

В тот день Илиас спал беспокойно. Проснувшись в третий раз, он открыл окно легким движением пальца и впустил свежий воздух в комнату. В мгновение ока пот на его лбу высох, оставив после себя ощущение прохлады.

Луна, как и всегда, красовалась на черном небе. Каждый день, каждое мгновение. Илиас не знал ничего, кроме этой темноты.

Мать родила его здесь.

Мать, которую он никогда не встречал… Она умерла при его рождении. Могущественная эльфийка, владевшая магией воздуха, никогда не вступала в союз душ с его отцом. Пертеас остерегался связывать свою душу с душой другого существа. Он не хотел кончить как Эльдан. И хотя народ Туманности любил Пертеаса, всегда находились и его противники – эльфы, которые поднимали восстания, сеяли ненависть и пытались разделить народ, потому что не принимали его в качестве своего правителя. Однако Пертеас знал, как заставить нарушителей спокойствия замолчать навек. Ему слишком нравилось сидеть на троне теней, чтобы позволить кому-то его отнять у себя. И Илиас очень надеялся, что отец останется на нем вечно. Ведь если он однажды умрет…

Илиас запретил себе думать о том, что он, возможно, когда-нибудь займет трон своего отца. Нет, он не желал этого. Он всегда хотел лишь простой жизни, наполненной счастьем и любовью.

Илиас вздохнул и сел, а затем схватил подушку и положил ее на другую сторону кровати. Может быть, там ему лучше удастся уснуть.

Не удалось.

Смирившись, Илиас встал и подошел к открытому окну. Его спальня находилась в одной из самых высоких башен дворца, откуда открывался прекрасный вид на горы, простиравшиеся далеко за пределами страны. На стенах повсюду горели факелы, и, как и каждый раз, когда он видел огонь, Илиасу приходилось напоминать себе, что он никогда не узнает, каково это – чувствовать солнечные лучи на своей коже. Лишь нескольким эльфам теней когда-то выдалось жить под солнцем. Но чем больше времени проходило, тем стремительней эти эльфы забывали о том, что значит, когда в небе восходит солнце, возвещающее о новом дне. Они записывали свои воспоминания на пергаменте, но в какой-то момент не останется никого, кто мог бы поделиться с Илиасом историями. Историями о зеленых лугах, ярких цветах и голубом небе, о том,