Убийцы персиков - Альфред Коллерич

Графиня начала молиться, подавая пример остальным.

Перебрав четки, она встала, затворила открытую дверь, заперла ее и сказала девушкам и обеим дамам, которые продолжали тихо молиться, шурша страницами молитвенников, что тело есть кожух, наполненный ветром. Наши деяния сопровождают нас как тени, будь то добрые или дурные поступки. И вот теперь фройляйн, утопающая в цветах камелий, тоже тень, и эта тень, которой уже не дано ощущать себя, сияет, однако, такой белизной, что им уже никогда не забыть ее, и это чувство они должны хранить в себе всегда. Смерть ничего не разрушила в ней, ибо в ней не было ни единой червоточины.

Покойница не имела поползновений что-либо отвергать. Она знала лишь чувство благодарности и жила им. Она радовала своим смехом парк, гуляла, размахивая широченной шляпой, и пела. На острове посередине пруда у нее была своя скамейка. Там находила она отдохновение, слушая журчание источника, изливавшего свою чистую воду для господ. Она никогда не пила из этого источника, хотя под палящим солнцем набирала там воду, чтобы отнести господам. Не было случая, чтобы у нее повернулся язык спросить: почему эта водица не для всех. Она делала лишь то, чему выучилась. Она стояла на узкой подкове моста, перекинутого на остров, и любовалась водяными лилиями и радовалась этим белым цветам, которые так быстро теряют красу и жизнь, когда их вырывают из родной стихии и уносят, душа их длинные черные стебли. Фройляйн, подобно этим цветам, оставалась в своей стихии, которую переняла у них. И она сторонилась всего чуждого. Ее окутывала некая вуаль, отделявшая от мира и служившая ей защитой. Она была настолько инородна всему твердому и грубому, что ее близость даже не ощущалась. В своем обособлении она была едина со всем сущим, была кротким человеком, в силу великого знания. У нее не было необходимости молиться, она могла бы жить вне церкви, однако никогда не забывала исповедаться перед священником Иоганном Вагнером...

Розалия Ранц слышала слова графини. Их поток превращался в поток образов, которые вырывали Розалию из молитвенной сосредоточенности. Она видела какие-то пространства и не знала, зачем они и откуда. Она видела саму себя в этих картинах и чувствовала, что и ее разглядывают на них. Она видела себя в добрых и дурных образах. Вот она плачет в своей комнате, завидуя красивым белокурым волосам Лукреции и оттого, что самой так хочется быть дочерью Марии Ноймайстер. Она видела каких-то незнакомых людей, чьи лица были закрыты для нее.

После речи графини молящиеся прочитали литанию. Графиня открыла одну из дверей и впустила священника Иоганна Вагнера. Он явился благословить усопшую. Он обмакнул кропило в серебряный сосуд со святой водой, который держал в руках один из причетников, и взмахнул им над лицом покойной. Напечатлев на гробе свой долгий взгляд, он покинул комнату.

Девушки встали и двинулись вслед за графиней, которая подошла к стоявшей на помосте стеклянной вазочке с веткой туи. Графиня взяла ветку и совершила ею крестное знамение над головой фройляйн. Затем передала ветку девушкам. Они последовали ее примеру.

Ночью Розалия Ранц думала о камелиях. Она вздрогнула, услышав короткий раскат смеха там, наверху, в комнате графа. Она видела фройляйн Винки, гулявшую со старыми дамами по парку. Они часто останавливались и поглядывали на башенные часы. Они всегда выбирали свои маршруты так, чтобы часы были на виду. Князь всегда сворачивал, завидев Винки.

Розалия Ранц прикрыла глаза ладонью, будто хотела тем самым прогнать привидевшиеся картины.

Из комнаты она вышла еще на рассвете. С девушками встретилась в церкви, где священник Иоганн Вагнер читал утреннюю проповедь. Для своей короткой речи он выбрал какую-то притчу, но не упомянул покойницу, чьи похороны должны были состояться утром.

Подходя к вилле, девушки увидели столпившихся у входа людей. Возле узкой лестницы томились ожиданием певчие церковного хора во главе с Иоганном Кеглем.

Девушки поднялись в комнату. Графиня велела им встать справа и слева от гроба и держать в руках свечи, извлеченные из жирандолей.

Лицо покойной уже не было таким бледным, как днем раньше.

Анна Хольцапфель появилась вместе с Иоганном Вагнером. Она встала на колени и начала читать молитву, ей вторили остальные. Священник еще раз благословил усопшую, а затем они с Анной покинули комнату. Анна Хольцапфель плакала.

Когда пришли Каргель и Эбли, Розалия Ранц поняла, что видит фройляйн в последний раз. Каргель и Эбли подняли крышку и закрыли гроб.

Графиня накинула на лицо вуаль.

Желтые язычки свечей беспокойно трепетали, так как у девушек дрожали руки. Каргель и Эбли заколотили гроб. Затем разгладили ажурное кружевное покрывало на крышке. Цёлестин и Мандль помогли им поднять гроб с помоста. Все вчетвером они подставили под него плечи и вынесли из комнаты. За ними двинулась и потянулась белая вереница девушек. Они на ходу задули свечи и положили их на столик в холле. Снаружи, на лестнице, топтались Макс Кошкодер и Генрих Цветочник. Гроб поставили на черный траурный помост. Когда запел хор, все, кроме священника и Анны Хольцапфель, преклонили колена. Пели «Господь к тебе уже близко».

Можно было различить низкий голос Марии Пеер, звонкое сопрано Мими Пруч, голоса Франца Отнера, Густава Карнершнайдера, Энгельберта Пеера и Германа Керна, который в этот день прощался с хором, поскольку в кармане уже лежал билет на корабль, отплывающий в Америку. Песнопение смолкло. Иоганн Кегль опустил руки.

По прилегающему к вилле двору подкатили похоронные дроги. Пара лошадей была убрана белыми розами. Шестеро мужчин налегли на гроб, переместив его на повозку, и повесили венки, которые были прислонены к помосту. За дрогами выстроилась похоронная процессия. Впереди шла графиня с двумя дамами. За ними белая стайка девушек, далее — женщины в черном и шестеро гробоносцев в черных цилиндрах. Больше никто из мужчин к процессии не присоединился. Перед замком стояла карета, ее заняли князь Генрих, граф и священник Иоганн Вагнер. Как только лошади тронулись и похоронная процессия уже в полном составе двинулась в путь, с задка и боковых стенок повозки посыпалась известь, которой красили похоронные дроги. Кладбище было в часе ходьбы от замка.

В дубовой аллее, ведущей от замка к четырехколонным воротам с тяжелой железной решеткой, Розалия Ранц не могла за густой листвой разглядеть неба. Розалия искала под ногами белые лепешки извести и старалась на ходу втереть их в землю. У нее было такое чувство, будто она виновата перед фройляйн. Еще она боялась людей, которые могли повстречаться похоронному шествию за парком на большаке. Перед каждым встречным ее обжигал стыд. Она ненавидела этот внезапный стыд, когда кто-нибудь снимал шляпу или слезал с велосипеда. Когда миновали парк, Анна снова начала молиться. Поскольку шествие сильно растянулось, не все могли молиться одновременно и в лад. Розалия, шедшая сразу же за графиней, слышала, как где-то за спиной только начинают фразы, которые здесь, впереди, уже произнесли.

Похоронная процессия остановилась у придорожного креста. Кристина Вагнер, чей дом стоял напротив, поднялась по ступеням и упала на колени перед крестом. Затем встала, поднялась еще на несколько ступеней и прочитала написанное ею стихотворение. Она сравнивала фройляйн Винки с челном, который в одиночку достиг берега. Ее голос дрожал от волнения, и она заплакала, договаривая концовку. В руке у нее был букет, и, спустившись, она возложила его на похоронные дроги. Затем подошла к женщинам в черном, пристроилась позади них и вместе с ними начала читать молитву, как только процессия продолжила путь.