Где бы ты ни был - Джеймс Ганн

Один докладчик этимологически доказал, что ведьмовство – это Искусство ведающих, то есть мудрых. Другой обратил внимание слушателей на роль средневековых сатанистов, объединявшихся в кружки по тринадцать человек – «ковены». Так что данный ежегодный слет неслучайно получил свое название, равно как неслучайным было и то, что в зале тринадцать рядов по тринадцать мест, а собравшихся – ровно сто шестьдесят девять.

Слушатели зашептались. Ариэль заерзала в кресле.

– Этого я и боялась. Не к добру, ох, не к добру…

Не пребывай я в постоянном замешательстве от обилия невероятного, я бы вышел из зала, обогащенный базовыми теоретическими и практическими познаниями в магии. Трое из пяти докладчиков говорили как раз об этом.

Термины летели один за другим. На сцене разворачивались демонстрации. Заклятия, обряды, превращения. Вера и принцип действия. Сэр Джеймс Фрэзер[5]. Резервуар экстрасенсорной мощи. В колеблющихся столпах дыма проступали бесовские, уродливые рожи; из ниоткуда возникла красотка в купальном халате и стала позировать перед аудиторией; в руке докладчика появился высокий запотевший бокал, который был жадно осушен.

Контагиозность. Сродство, вызванное непрерывностью пространства. Часть равна целому. Волосы. Обрезки ногтей. Закон контакта.

Имитация. Сродство, вызванное подобием. Достижение результата через подражание. Восковые фигуры.

Гомеопатия. Закон подобия.

Демонстрации. Я вцепился в кресло.

Из зала неторопливо вышел последний докладчик утренней сессии. Отчего-то ему места на сцене не досталось. Это был невысокий мужчина, краснощекий, с венчиком белых волос.

Сверкнув розовой лысиной, он склонился над рукописью в переплете, которую принес с собой, затем окинул взглядом аудиторию и бойким тенорком зачитал несколько вступительных абзацев. Смысл выступления сводился к тому, что благодаря достижениям высшей математики впервые в истории экстрасенсорные явления стали по-настоящему управляемыми. Цель данного общества, таким образом, – создать на основе этой теории прикладную науку. К сожалению, цель эта была выброшена за борт – не исключено, что нарочно, дабы уступить место вопросам куда как менее значимым и прогрессивным.

Слушатели зашептались с плохо скрываемым неодобрением. Докладчик же продолжал излучать благодушие.

– Кто это? – шепотом спросил я у Ариэли.

Она сидела, выпрямив спину и блуждая взглядом по аудитории.

– Уриэль, – ответила она со вздохом.

Однако, несмотря на все вышесказанное, продолжал Уриэль, исследовательскую работу он не прекращал и теперь был готов обобщить перед почтенной публикой достигнутые результаты.

Он попросил принести доску, и, как водится, без приключений не обошлось. Я такое видел не раз. Двое парней, которые несли доску, постоянно спотыкались, задевая всех и вся. Наконец ее водрузили на сцену, полностью перекрыв Соломона и предыдущих докладчиков. Однако доска продолжала жить какой-то своей жизнью, дергалась и скакала, едва Уриэль подносил к ней мел.

В аудитории послышались смешки.

Уриэль сделал шаг назад и обернулся к слушателям. Вздохнул – видимо, он к этому привык.

– Среди нас, похоже, есть шутники, – заметил он беззлобно. – Что ж, сейчас мы все исправим. Всем вам известна классическая словесная формула, однако она работает непредсказуемо, а зачастую и вовсе не срабатывает. И вот тут на помощь приходит математика.

Он начертил на доске две стрелки, указывающие вниз, на пол. Над ними он написал формулу, которая показалась мне смутно знакомой: сплошь удлиненные f и небольшие треугольники – судя по всему, греческие «дельты». Стоило Уриэлю дописать последний символ, как доска дергаться перестала.

– А теперь, – снисходительно обратился он к нам, словно к неучам, – приступим.

Вместо основ магии он, однако, углубился в историю математического анализа, начиная с Ньютона и Лейбница, отчего слушателей – за исключением, может, пары дипломированных математиков (и меня), – стало клонить в сон. Вспомнились институтские знания, и впервые за всю встречу я понял, о чем речь. Магия – наука, а математика – ключ к ней. Просто и изящно.

– Главное достоинство матанализа, – сказал Уриэль в заключение, – состоит в том, что символами и формулами можно выразить желаемое емко и конкретно, в отличие от слов. Точность – вот к чему надо стремиться. Точность и рамки. Сколько раз вы пытались, скажем, с помощью магии отделить бело́к от желтка, а потом у вас вся кухня была в беличьей шерсти? Итак, точность. Точность и рамки. Хотите улучшить свои формулы – учите матанализ.

С этими словами Уриэль повернулся к доске, нацарапал на ней очередную формулу, и доска исчезла. Просто так – без дыма, зеркал и волшебных пассов руками. Я протер глаза. Послышались жидкие аплодисменты. Докладчик кивнул и засеменил прочь со сцены.

Ариэль тоже хлопала.

– Народ, я смотрю, не впечатлен, – прошептал я.

– Им просто лень лезть в эти дебри. Не понимают, чего лишаются. Уриэлю впору ставить памятник за то, что он год за годом выходит на сцену и пытается их просветить. А над ним только посмеиваются за глаза.

Те, кто все-таки высидел Уриэлеву лекцию, потянулись к выходу. Утренняя сессия подошла к концу. Мы с Ариэлью тоже поднялись. Я шел ошарашенный, не в силах поверить в происходящее – или хотя бы заставить себя поверить. Однако все было взаправду. Я видел это своими глазами. Передо мной выступали не фокусники-иллюзионисты, а настоящие колдуны. В самом разгаре двадцатого века! Творят магию и проводят конгрессы – все равно что ветераны, стоматологи, юристы или представители сотен других профессий и объединений.

А поскольку собираются они не на Лысой горе и не в Вальпургиеву ночь, то никто и не замечает.

Тем временем моя спутница – единственный островок здравого смысла в этом океане безумия – стала отдаляться.

– Ариэль! Ариэль! – позвал я. – Мне нужно с вами поговорить.

– Мое общество стоит недешево.

– И сколько же? – спросил я, нахмурившись.

– Порция стейка. Вот такой толщины. – Она раздвинула пальцы на пару дюймов.

– По рукам.

Перед лифтами столпилось человек пятьдесят.

– Давайте пешком, – предложила Ариэль.

Мы пошли вниз по лестнице.

– Что мне мешает рассказать миру о вашем сборище? – спросил я в лоб.

– А кто вам поверит?

– Никто, – мрачно признал я, отлично представляя, как все будет: