Военный канон Китая - Владимир Малявин

Предмет стратегии – непрерывно меняющаяся конфигурация сил, которую невозможно свести к формулам и правилам. Никакая статистика не объяснит, почему войско Дария, имея 30-кратное превосходство в силе, было полностью разгромлено (нечто подобное случалось и в китайской истории) или почему видимая пассивность обороняющегося войска внезапно сменяется стремительным ударом. Что же касается причины поражения персов, то она, совершенно очевидно, состоит в пассивности их позиции, отсутствие инициативы и, наконец, трусости командующего.

Познание соотношения сил или того, что в Китае называли условием властвования (цюань), требует превзойти одномерность формального анализа и перейти к системной оценке действительности. Стратегия – это не просто действие, а действие с «двойным дном», включающее в себя свою противоположность, как бы «противотечение». Взаимное соответствие воздействия и отклика, «следования» и «утверждения» создают стратегическое преимущество, которое связано с принципиальной двусмысленностью каждого маневра: все видимые «формы» войска равно реальны и нереальны, каждое действие может оказаться и подлинным и ложным.

Поучительное описание стратегии китайского образца мы находим в рассказе об искусном поваре из 3-й главы книги «Чжуан-цзы». Здесь языком конкретных образов – как это делает и Сунь-цзы – обозначены все основные элементы стратегического действия. Мясник-виртуоз достиг подлинного знания стратега: он воспитал в себе необыкновенную чувствительность, благодаря которой способен превзойти мир вещей («уже не видит туши быка») и вообще не полагается на чувственное восприятие, но «дает претвориться одухотворенному желанию в себе» – этому вестнику вечнопреемственности одухотворенной жизни. Он постиг секрет микровосприятия и поэтому ничему не противопоставляет себя, вообще не имеет для себя ничего «представленного», а живет чистой практикой, живым взаимодействием с миром: он способен «духовным осязанием» вникать во все тонкости строения разделываемой туши, ее, как сказано в оригинале, «небесный принцип». Последнее понятие не несет у Чжуан-цзы, равно как и основные понятия стратегии у Сунь-цзы, метафизического смысла, оно неотделимо от предметности практики. Сам бык предстает как бы в двух видах: собственно физическая туша (она относится к плану макрообразов) и непостижимо-утонченная завязь ее «небесного устроения» (уровень микровосприятий). Примечательно, что комментаторы толкуют отрешенность мясника от чувственного восприятия как «отступление», «отход» от данных чувств и рассудка.[28]Мы имеем дело, по сути, с психологическим коррелятом того «уступления», которое создает пространство стратегического резонанса или, другими словами, виртуальное пространство чистой событийности. Правда, как мы тут же узнаем, в событийности нет субъекта и объекта, «того» и «другого»: нож мясника, который «не имеет толщины», беспрепятственно входит в полости внутри туши, а «когда не имеющее толщины вводишь в полое место, ножу с избытком есть место, где погулять».

Далее в рассказе говорится о решающем ударе, который требует особенной сосредоточенности, или сверхчувствительности духа, а сам остается неуловим для постороннего взора: в одно мгновение туша распадается, «словно ком земли рушится на землю». Последний образ напоминает о том, что событийность есть всеединство рассредоточенности, которое проявляет себя в некоем бесконечно сложном ритме музыкальных соответствий бытия (повар, добавляет Чжуан-цзы, рассекает тушу так, словно танцует под музыку). Мяснику его работа приносит истинное удовлетворение, а бык, по утверждению одного из китайских комментаторов, даже не замечает, как его разделывают, и не выказывает никаких признаков неудовольствия – ведь он рассеивается в поле «пустоты» в соответствии с его «небесным устроением». Поразительно, но работа чудесного мясника служит для Чжуан-цзы иллюстрацией его идеала «вскармливания жизни», и на то есть свои основания: разъятая «без сучка и задоринки» бычья туша освобождается от своего индивидуально-ограниченного существования и возвращается к совершенной полноте бытия – истинному прообразу жизни. Истинный мастер разрешает все формы, выявляя полноту их жизненных свойств. Истинное знание неотделимо от неизбывности духовного желания и нежности мимолетного прикосновения – этих самых чистых форм аффекта.

Рассказ Чжуан-цзы хорошо иллюстрирует тот путь, которым у Сунь-цзы должен идти стратег, желающий стяжать высшую мудрость. Конечно, в реальной жизни все обстоит сложнее, и противник на войне – не пассивный и покорный бык. Тем не менее даосский философ смог на удивление точно и живо изложить в своем роде универсальную и даже, в сущности, единственно возможную схему эффективной стратегии. Тот, кто будет твердо держаться этой схемы, с гордостью заявляет Сунь-цзы, обязательно добьется победы. Вопрос только в том, хватит ли у полководца воли и терпения развить в себе чувствование микровосприятий, проникнуть духом в последние глубины опыта и стяжать интуицию событийности мира. Мясник в рассказе Чжуан-цзы говорит о себе, что он «любит Путь, а это выше простого мастерства». Чтобы постичь секрет беспроигрышной стратегии, нужно проникнуться безграничным доверием к вечно отсутствующей реальности. Для этого тоже нужен особый талант.

Музыкальная метафора в притче Чжуан-цзы заслуживает особенного внимания. Ритм есть самый верный признак событийности, составляющей саму природу жизни. Он не принадлежит ни идеальному, ни физическому миру, но преобразует одно в другое, связывая несвязуемое, открывая сознание неисповедимой бездне превращений. Истинный героизм китайского стратега не проявляется на поле брани. Он сокрыт в глубине его сердца. Это мужество предстояния перед несотворенным зиянием бытия. Чжуан-цзы прав:

Малый страх делает осмотрительным.

Великий страх делает свободным.

* * *

Множество признаков указывает на то, что наследие Сунь-цзы приобретает необыкновенную актуальность в современном мире: огромная популярность самой книги, быстро растущее значение так называемых «тотальной» и «информационной» войн, где исход противостояния должен быть предрешен до начала боевых действий, успешное применение принципов Сунь-цзы в менеджменте и предпринимательстве. Все это стало неотъемлемой частью современной жизни. Очень может быть даже, что в условиях анархии, сопутствующей информационной, или постмодернистской, цивилизации, война вообще становится бессмысленной или даже невозможной.[29]Это обстоятельство лишь с еще большей ясностью раскрывает глубинный смысл войны как способа сохранения жизненной целостности существования и, следовательно, как духовного испытания. Если человечество приходит к пониманию того, что боевые действия становятся ненужными, то не менее важно осознать и то, что главное условие победы в соответствии с идеальной стратегией, предлагаемой Сунь-цзы, – это духовные качества победителя.