Николай I - Дмитрий Олейников

Бенкендорф давно мечтал составить некую «когорту добромыслящих», готовых объединиться, чтобы сообща противостоять злу и несправедливости. А император Николай, как вспоминал сам Бенкендорф, «убедился из внезапно открытого заговора, обагрившего кровью первые минуты царствования, в необходимости повсеместного, более бдительного надзора, который окончательно стекался бы в одно средоточие».

Согласно довольно правдоподобной легенде, главная цель Третьего отделения была облечена Николаем в символическую форму. Когда Бенкендорф, узнав о своём новом назначении, попросил у государя конкретных инструкций, тот протянул ему белый носовой платок: «Вот твоя инструкция; чем больше утрёшь им слёз несчастных, тем лучше исполнишь своё назначение». Платок, по легенде, хранился потом под стеклянным колпаком в здании Третьего отделения. Либеральные потомки комментировали романтический порыв императора с иронией, мол, «именно этот платок ещё больше оросился слезами, вызванными деятельностью нового учреждения». Саму сцену называли «образом сентиментальной непрактичности высшей полиции николаевского времени». Однако в самой высшей полиции к завету Николая всегда относились всерьёз: в 1913 году командир корпуса жандармов Владимир Фёдорович Джунковский напоминал подчинённым о традиции: «Священный завет милосердия, призванный осушать слёзы несчастных, да останется священным девизом каждого из нас».

Идея новой структуры опиралась на возможность быстро и напрямую, без путешествия по бесконечным инстанциям государственного аппарата, доводить до сведения императора важнейшую информацию о потаённой жизни общества, его нуждах и проблемах, помогать ему «покровительствовать притеснённым». Один из мемуаристов назвал такой орган «орудием искусственной гласности, за неимением гласности естественной». Информация для принятия необходимых решений добывалась тайно и передавалась только императору и его администрации. Остальные для собственного блага и спокойствия могли жить в неведении, не окунаясь в пикантные и шокирующие подробности.

«Потаённая» информация вовсе не ограничивалась крамольно-политическими делами. Ббльшую часть забот шестнадцати, позже тридцати двух чиновников Третьего отделения составляли проблемы, далёкие от борьбы с революционным духом. В круг их ответственности входили контроль над деятельностью религиозных сект, борьба с контрабандой, фальшивомонетчиками, наблюдение за перемещением по стране иностранцев (фактически — контрразведка), сбор сведений заграничной агентурой (политическая разведка), а также:

содействие к получению удовлетворений по документам, не облечённым в законную форму;

освобождение от взысканий по безденежным заёмным письмам и тому подобным актам;

пересмотр в высших судебных местах дел, решённых в нижних инстанциях, и остановление исполнения судебных постановлений, отмена распоряжений правительственных мест и лиц;

восстановление права апелляции на решение судебных мест;

домогательство о разборе тяжебных дел вне порядка и правил, установленных законами;

помещение детей на казённый счёт в учебные заведения;

причисление незаконных детей к законным, вследствие вступления их родителей в брак между собой;

назначение денежных пособий, пенсий, аренд и наград;

рассрочка и сложение казённых взысканий;

возвращения прав состояния, облегчение участи состоящих под наказанием, освобождение содержащихся под стражей;

рассмотрение жалоб, в том числе на злоупотребления по взносам казённых пошлин, по порубке и поджогу казённых лесов, по питейным откупам, по подрядам и поставкам, на личные оскорбления и нарушение супружеских обязанностей, злоупотребления опекунов и злоупотребления по делам завещаний и наследства и т. п.[187]

Жандармы, кроме того, охраняли общественный порядок на ярмарках и празднествах, занимались поимкой воров, беглых и контрабандистов, разгоном незаконных сборищ и тайных питейных заведений… Характерно поэтому, что первым делом, порученным Николаем Третьему отделению, была никакая не политика, а рассмотрение письма надворного советника Константинова «со сведениями о злоупотреблении в контрольной части по делам подрядчиков с казной» от 11—14 июня 1826 года[188].

Была у Третьего отделения ещё одна важная функция: ежегодно российский император стал получать обзоры общественного мнения, которое, как говорилось в начале первого же обзора, «есть для власти то же, что топографическая карта для начальствующего во время войны». Настроение двора и высшего общества (класса «довольных» и класса «недовольных»), среднего класса (составляющего, согласно отчётам, «душу Империи») — то есть помещиков, купечества, литераторов, а также чиновников, армии, духовенства и крепостных, особый раздел об «окраинах» — всё сводилось в единый обзор и в начале года ложилось на рабочий стол императора. На всех отчётах — пометки о том, что царь их внимательно читал.

Реорганизовывая С.Е. И.В. К., Николай первым делом убрал с поста её управляющего графа Аракчеева, любимца старшего брата. «Желая сохранить здоровье ваше, столь сильно потерпевшее от поразившего нас общего несчастия, и столь мне и Отечеству нужное… — гласил политкорректный императорский рескрипт, — нашёл я удобным перевести Собственную Мою канцелярию в непосредственное моё заведывание; канцелярию же Комитета министров вручить управлению директора оной…»

Уже в апреле 1826 года современники замечали: «Граф Аракчеев теперь, кажется, ничего не значит…»[189]И действительно, недавний временщик вскоре был отправлен в отпуск «для лечения», чтобы уже больше никогда не быть призванным к службе.

За Аракчеевым последовали попечители учебных округов, ставшие символами мракобесия: 6 мая лишился должности проворовавшийся попечитель Казанского учебного округа Михаил Леонтьевич Магницкий (отправлен в ссылку за свой счёт), 25 июня — Рунич, недавний гонитель либеральной профессуры в Петербурге и растратчик казённых денег. Через некоторое время придёт черёд военного министра Татищева, министра юстиции Лобанова-Ростовского, министра народного просвещения Шишкова. Молодой император избавлялся от людей, ставших мрачными символами последних лет предыдущего царствования, и создавал свою «команду». В неё входили люди, испытанные днём 14 декабря. В «наследство» от Александра остались деятельный министр финансов Егор Францевич Канкрин и (поначалу — по личной просьбе Константина Павловича) ловкий министр иностранных дел Карл Васильевич Нессельроде.

Самым ценным приобретением Николая мог бы стать идеолог русского консерватизма Николай Михайлович Карамзин. Однако он стал ещё одной жертвой 14 декабря. «Мирный историограф» — как Карамзин сам себя называл — метался по Сенатской площади в распахнутой шубе, в придворных башмаках и тонких чулках. Он пытался увещевать толпу — толпа швыряла в него поленьями, буквально заставив «жаждать пушечного грома». День на морозе — и как результат сильная простуда, от которой так и не удалось излечиться. Молодой император назначил своему недавнему наставнику значительное содержание и даже выделил специальный корабль, чтобы доставить больного на лечение в Италию. Но корабль не дождался своего пассажира. «Граф истории» скончался 22 мая 1826 года, успев одобрить начинания своего коронованного слушателя. Особенный восторг вызвало у него создание Второго отделения С.Е. И.В. К.: «Вот это совершенно согласно с моими убеждениями! Я всегда думал: как можно составлять законы, не зная всех тех, какие у нас есть и были. Надобно прежде знать своё; надобно собрать всё без исключения и потом уже отделить всё то, что действительно имеет в настоящее время обязательную силу…»