Не люби меня - Ульяна Соболева

Чувствует, как и я его… Словно я пришита, и каждое движение в попытке отдалиться разрывает кожу и мне, и ему. Иногда я видела, как он долго смотрит на меня. Часами. Молча. Пока я читаю с экрана компьютера своды законов, правила, формулы для открытия портала, взаимодействия с мирами. Пока двигаюсь в спортзале, отрабатывая возможные физические нагрузки при переходе. Это удивительно – чувствовать его взгляд. Нет, не видеть, а именно чувствовать. Осознавать, что он, наследник императорского престола, член королевской семьи, один из самых жутких и могущественных воинов Континента, перед которым склоняют колени сильные этого мира, просто смотрит на меня часами.

– Я не видел тебя семнадцать лет, маленькая. Семнадцать проклятых лет, – прижимает к себе до хруста в костях, и пол шатается под ногами, вместе с сомнениями, тающими под его горячими руками, которыми он перебирает мои волосы, – мне хотелось выдрать себе глаза за то, что они могли видеть все, кроме тебя, за то, что для них исчезли все цвета, Лия.

– А я видела тебя каждый день все эти семнадцать лет… ты был везде. Везде вокруг меня. Я только не могла к тебе прикоснуться, – обхватив ладонями его лицо, повторяя каждую черточку, линию скул, ровные брови, нос. Кончиками пальцев по его ресницам – настоящий… я когда-нибудь перестану захлебываться восторгом от того, что он настоящий? – Мне кажется, я сплю… и мне снится сон, – повторяя изгиб его губ, касаясь их губами и изнемогая от болезненной нежности, – мне так страшно проснуться, Нейл. Я так боюсь открыть глаза и понять, что тебя на самом деле нет.

– Нет такого сна, который я не мог бы прекратить или продлить, чтобы не потерять тебя снова. Нет никакой иной реальности, только та, где ты со мной. Нет такого ада, в котором я бы не нашел тебя и нет такого рая, который я не смог бы тебе подарить.

Его слова… От них невыносимо заходится сердце. Словно я долго мерзла в снегу, обледенела и теперь, отогреваясь, плакала от того, как мучительно отходит обморожение и ломит все тело, от того, что мне наконец-то тепло и больно. Так больно от… счастья… И я вдруг поняла…

– Я НЕ люблю тебя, Нейл Мортифер, – жадно прижалась губами к его губам и отстранилась, глядя ему в глаза, – это так ничтожно мало… любовь.

– НЕ любить тебя яростно, жадно, одержимо, пока ты, извиваясь, кричишь о том, как сильно и алчно НЕ любишь меня… Я ЖДАЛ каждый такой день с тобой.

– Ты сильно меня НЕ любишь?

– НЕ люблю… яростно, одержимо, глубоко НЕ люблю тебя… и любовь может позавидовать этой НЕлюбви.

– Она завидует… она умирает от зависти, – прижаться к его груди и закрыть глаза, – она была для нас слишком маленькая. В ней тесно. Это уже давно больше, чем любовь.

– Это НАША НЕлюбовь, малыш.

Я не помнила и не знала, что такое счастье. Я писала о нем, читала о нем и смотрела, но никогда не была счастлива сама. Точнее, как мы можем что-то знать, пока не почувствуем? Человек с легкостью рассуждает о том, что он может и что не может, как поступил бы, как сделал бы. Где «бы» – ключевой момент. Но он никогда не узнает, на что способен, пока не прочувствует лично. Это касается всего в этой жизни. Я была уверена, что понимаю истинное значение слова «счастье», но поняла я его только сейчас, когда открывала глаза по утрам, а смятые простыни пахли им, нами; мое сердце заходилось от восторга только от того, что я произносила про себя его имя. Я думала о том, что никогда не понимала по-настоящему, что такое счастье. Потому что по-настоящему счастливой я, оказывается, могла быть только с ним. Когда женщина любима, только тогда она может испытать всю полноту значения этого слова. Но с ним мне все казалось недостаточным, мелким. Все слова никогда не передавали и четверть тех бешеных эмоций, что он вызывал во мне. Голод и ломка. Беспощадные и извечные. Без шанса на насыщение.

Та ночь была единственной настолько нежной между нами, потом Нейл начал погружать меня в самые темные и мрачные фантазии, которые, как оказалось, меня саму сводят с ума едва ли меньше, чем его. Я вспоминала, как кричала ему, что не могу любить боль… но я просто не знала, какой она бывает с ним. У боли есть самые разные оттенки, интонации, даже вес. Она может переливаться всеми цветами радуги, играть тонкими нотами нежности и оглушительными басами безумия, быть невесомой, как лебяжий пух, или тяжелой, как свинцовая гиря.

Жестокий и страшный зверь в постели, Нейл каким-то образом мог быть до дикости чутким вне её. Невероятный контраст властности, садистского наслаждения и в то же время хрупкой нежности, когда целовал каждую метку, оставленную им. Поначалу я просто хотела дать ему то, что он желал получить, то, в чем нуждалась его звериная сущность, а потом… потом поняла, что сама нуждаюсь в этом не меньше, чем он. В чем и заключалась моя власть над ним. Пусть очень хрупкая и эфемерная, но достаточная для того, чтобы я видела, насколько он зависим от меня, при этом не обольщаясь ни на секунду. Нейл просто позволяет себе быть зависимым и сможет оборвать эту зависимость в любую секунду, а вот я уже не смогу никогда – я сломаюсь.

В какой-то мере моя адская любовь состоит из этого безумного, дикого, сумасшедшего «я хочу получить от тебя всё», и он давал мне это всё, а я алчно брала, впитывала, вдыхала, пускала по венам бесконечно ядовитый опиум его одержимости мною. Шептала, хрипела, кричала «ЕЩЕ», и он давал так много, что мои глаза закатывались от болезненного наслаждения, а по дрожащему, истерзанному, обессиленному телу градом катились капли пота. Он мог не торопиться… Тянуть время, доводя до исступления своим самообладанием, проверяя, насколько сильно затянуты веревки, насколько глубоко впились ржавые крюки зависимости от него в мою душу и сердце. И вдалбливать их еще глубже. Насквозь. Словно хотел, чтобы я истекала кровью по нему изнутри, с изнанки. Да, это ласка. Для меня. И нет ничего слаще, чем наутро, после дикой вакханалии его звериной безжалостной похоти, считать оставленные им метки и в отчаянии жадно упрекать его в том, что их слишком мало, они не настолько глубоки, чтобы их хватило до следующего раза. Я, как конченый наркоман, боялась, что дозы не хватит, боялась, что следующую получу не скоро или не получу никогда. Потому что у меня нет сил удержать его. Когда счастье настолько ослепительно, всегда есть ощущение, что его что-то омрачит. Страх, как паутина, обволакивает изнутри и заставляет накручивать себя сомнениями, а потом снова, увидев взгляд Нейла, прижимаясь к нему, понимать, что все страхи беспочвенны. Он же любит меня.

Наши отношения вышли на новый уровень…Ожидание так же сладостно, как и то, что за ним последует, и мое сердце разрывало грудную клетку изнутри, в отчаянном предвкушении каждого прикосновения. Я ждала, когда он снова будет плавить и прогибать меня, затачивая под себя, нагревая до той степени, когда без труда сможет вылепить тот самый идеал, которого я почти достигла. Неоконченный шедевр вернулся к Создателю, и каждый новый мазок оставит долгожданный след на коже, мазок бордово-алого цвета с металлическим запахом необратимости. Закрашивай пробелы моими криками и мольбами, стонами и хрипами. Только бы не останавливался… Мои оргазмы кровавыми пятнами темнели на белоснежном холсте моего тела, распростертого у его ног, и я обреченно и отчаянно просила про себя: «Ещё… Не люби меня сильнее, ненавидь меня глубже и больнее, безжалостней и жестче. Любыми способами вдалбливай в мое сознание свою НЕлюбовь и лютую, звериную страсть. До крови, до ран, до слёз. Хочу чувствовать тебя. Только пообещай мне… Солги… Я поверю. Пообещай, что никогда не перестанешь Нелюбить меня. Никогда не отпустишь. Ментально. На уровне подсознания. Никогда не вернешь мне конец цепи, которая намертво обмотана вокруг моего сердца. Я не хочу свободы…»