Облако Желаний - Фиона Вуд

Ван Ыок взяла рогалик и откусила кусочек. О боже! Это был взрыв вкуса из легкого слоеного теста, сыра, свежего базилика и лука-шнитта.

– Вау! Ты понимаешь, что живешь в стране Бери-Не-Хочу?

Он рассмеялся.

– Знаю. Мэл лучше всех.

Ван Ыок села за стол, а он сел на уютный стул, который пододвинул к ней поближе. Они открыли ноутбуки.

– Давай сначала посмотрим конспекты лекций, чтобы понять, что именно от нас требуется, – сказала Ван Ыок.

Она уже прочитала их накануне вечером, но была готова работать, как обычная ученица, а не как одержимый трудоголик.

Поэтому она могла наблюдать за Билли, пока он читал. Он заправил за ухо прядь волос. Читал по диагонали, ему явно было не очень интересно.

– Поэзия. Это, типа, когда ты можешь сказать много при помощи всего нескольких слов. Я прав? – Он поднял на нее глаза. – Прости, после тренировки я уже плохо соображаю. Я бы лучше сидел и рассматривал коллекцию выражений лица Ван Ыок.

– Скоро ты увидишь взбешенное, если всю работу предстоит делать мне одной.

– Ву-ху! Яростное лицо.

Она проигнорировала его. Билли Гардинер был Билли Гардинером, но никто не мог отвлечь ее от работы.

– Как я поняла, если прочитать все внимательно, нам нужно помочь построить дискуссию, а не просто отвечать на вопросы.

Билли с мрачным видом посмотрел на компьютер.

– Да ладно, давай выделим еще несколько требований, а потом поговорим про сам текст?

– Договорились.

– Смотри, вот тут еще несколько ссылок на критические статьи и личное мнение. – Он посмотрел на нее. – У тебя есть личное мнение?

– Я люблю Плат, – ответила Ван Ыок. – У меня мнений больше, чем им нужно. Просто я не люблю говорить.

Упс. Она это сказала.

– Да, я заметил. Почему?

– Стесняюсь, наверное.

– Я тоже не особо люблю говорить на уроках.

Она рассмеялась. Что за бред? На уроках он только и делал, что говорил.

– В том смысле, что мне не нравится, когда из меня выжимают ответы. Но я знаю, что это важный год, нужно собраться и взяться за работу.

– А без этого у тебя не получится?

– Просто родители убьют меня, если в этом году я не возьмусь за учебу со всей серьезностью. – Он вздохнул. – И если честно, я боялся этого. Вот он, официальный конец веселой жизни.

У Билли был такой мрачный вид, совершенно несвойственный ему, что Ван Ыок не могла не спросить:

– Почему на тебя так давят? Ты же вроде хорошо учишься, разве нет?

По ее мнению, он входил в первые десять процентов отличников и вошел бы в первые два-три, если бы постарался, но она не хотела, чтобы Билли знал, как пристально она следила за ним. Он был умным, но лодырем.

– Чтобы попасть на медицинский факультет, мне нужно учиться лучше, чем просто хорошо. Я стану врачом в четвертом поколении. У меня будет возможность внести свой вклад в науку! Поддерживать продажи «Панадола», когда у меня похмелье, не считается.

Она умирала, как хотела выкрикнуть: «Я тоже, я тоже, я тоже! Мои родители тоже хотят, чтобы я стала медиком!»

– А в чем проблема? Ты не хочешь становиться врачом?

– Не знаю. Наверное, нет. Да и кто знает? Я не знаю, что буду хотеть съесть завтра на завтрак. Ладно, это ложь – в смысле, каждое утро я ем одно и то же дерьмо – но, понимаешь, нет. У меня нет гребаного плана, как я буду жить дальше! Господи, мне всего семнадцать. – Он захлопнул крышку ноутбука. – Прости. Ты не часто ругаешься, да?

– Не особо. – И не вслух.

– Это из-за религии? Как-то связно с буддизмом или?..

– Насчет этого не знаю, мы католики.

У Билли хватило совести смутиться.

– Прости. Боже, я такой тупица! Лучше бы вообще не спрашивал.

– Все нормально, мы же толком и не знаем друг друга.

– Но когда поделимся друг с другом своими сокровенными мыслями о «Папочке» и «Тюльпанах», узнаем. Я прав?

Его улыбка вызывала зависимость. Как «Доритос» со вкусом сыра. Всегда хочется еще.

– Мы узнаем, что каждый из нас думает о «Папочке» и «Тюльпанах», но, думаю, это уже начало.

* * *

После часового погружения в смесь красоты и злобы стихотворения «Папочка» Ван Ыок потянулась и встала.

– Нет! – воскликнул Билли. – Мы же только вошли во вкус.

– Но мне пора домой. Родители ждут к ужину.

– Поужинай здесь – у нас море еды.

– Прости, я не могу.

– Можно я провожу тебя до дома?

– Нет! Спасибо.

Билли, похоже, огорчился.

– А ты придешь на гонки в субботу?

– Нет.

– Пожалуйста, приходи: посмотришь, как я гребу.

Было просто потрясающе наблюдать за неиссякаемой самоуверенностью вот так близко. Кто еще мог предположить, что весь остальной мир только и ждет, чтобы посмотреть на него, любить его?

– О, нет. Это лицо значит «Я не впечатлена». Наверное, это было нагло с моей стороны.

– В любом случае по субботам я работаю. Так что, если бы была фанаткой, все равно не смогла бы прийти.

– Я думал больше о болельщице, чем о фанатке, но да ладно. Съешь хотя бы персик перед уходом?

Ван Ыок покачала головой. Персики не относились к тем фруктам, которые она рискнула бы съесть на публике. Еще один комплекс ребенка с другой планеты. Она боялась ненароком громко зачавкать, измазаться, показаться невоспитанной. Когда-то она наблюдала, как белые за соседним столиком косо смотрели на ее семью, счастливо хлебающую лапшу из пиал, и до сих пор страшилась нечаянно привлечь внимание, поглощая собственный ужин.

У Билли подобных сомнений не было. Он откусил большой кусок и тыльной стороной руки вытер сок с подбородка.

– Ох, черт, как же вкусно! Ты не знаешь, от чего отказываешься.

Ван Ыок посмотрела на него, привыкшего к окружающим роскоши и богатству. И выходя из его спальни, подумала, что он сильно ошибался – она прекрасно знала, от чего отказывалась.

Мантрой Ван Ыок стало: убедись, что мама принимает таблетки. Будь терпеливой. Будь вежливой. Сходи в магазин. Помоги с ужином. И через несколько недель все пойдет как по маслу. Она так привыкла к ежегодной маминой депрессии, что уже почти воспринимала ее как должное, но в этом году им вряд ли удастся добиться больших улучшений. Начало было не очень удачным, но с более точным диагнозом и планом на горизонте появились проблески надежды. И то, что мама согласилась на групповую терапию и уже десять недель как ходила на собрания, было большой победой.