Искушение добродетели - Мэри Кэттон

Вивьен испытывала волшебное, чарующее наслаждение. Ее охватила сладострастная истома, ей хотелось, чтобы это восхитительное ощущение длилось вечно. Когда Лоуренс приподнялся, она чуть было не потянула его обратно — так сильно желала снова прикоснуться к его губам, слиться с ним воедино…

Но этого не случилось. Лоуренс встал и подал ей руку. Боже милостивый, что же это было? Поцелуи. Сердцебиение. Жар. Счастье. Но ведь это значит, что она… тоже подвластна чувственным порывам! Способна принимать ласки мужчины и не только отвечать на них, но еще и испытывать при этом удовольствие. Неужели это происходит с ней?

Вивьен ухватилась за руку Лоуренса и легко вскочила на ноги. Что ж, что произошло, то произошло, ведь она же нормальная живая девушка, а не деревянная чурка. Главное, не дать Лоуренсу понять, какое воздействие оказали на нее его ласки. А то этот красавчик, баловень салонных дамочек, еще вообразит себе невесть что.

Лоуренс невозмутимо отряхивал брюки, и Вивьен тоже решила привести в порядок свой туалет. Однако, взглянув на платье, поняла, что это бесполезно. Юбки сплошь были заляпаны грязью.

— Вивьен! — Лоуренс с трудом сдержал смех, увидев, с какой тоской она разглядывает некогда белую кисею. Он схватил ее за плечи и развернул. — О-о, сзади еще хуже.

— Что же делать? — Она беспомощно посмотрела на него. — Ты как-нибудь отвлеки Арабеллу, а я проскользну к себе в комнату и переоденусь. А то она еще подумает…

— …что мы играли в «леди и садовника», — закончил за нее Лоуренс.

— Леди и садовник? — переспросила Вивьен. — Ты сегодня весь день говоришь загадками.

— Это очень древняя игра. В нее играли еще Ева с Адамом. — Он набросил ей на плечи свой сюртук и слегка подтолкнул. — Вперед, крошка, и ничего не бойся.

Они быстро пробежали через холл и уже поднимались по лестнице, когда их настиг голос Арабеллы:

— А вот и наши влюбленные! — провозгласила она.

Вивьен застыла ни жива ни мертва.

— Силы небесные! Что с вами произошло? — искренне удивилась Арабелла. Она, конечно, ожидала, что одежда дочери окажется в некотором беспорядке, но не до такой же степени!

Они стояли на лестнице и выглядели как парочка набедокуривших подростков. Лоуренс Сент-Джеймс, граф Сэндборн, в измазанной сорочке и помятых брюках с зелеными коленками, и Вивьен Лерой с комьями грязи на юбке и пятнами на лице, которые она тщетно прикрывала воротом сюртука.

— Все началось с того, что граф принес мне прелестный розовый куст, — несмело начала она, — вот мы и решили посадить его.

— Боюсь, мы немного увлеклись, — с улыбкой продолжил Лоуренс, — забыв о том, какой грязной может быть работа в саду. Право, розы гораздо приятнее нюхать, чем сажать. — Он приложил руку к груди: — Примите мои искренние извинения.

Если до сих пор внимание Арабеллы было направлено на Вивьен, то теперь она увидела, в каком состоянии находится костюм графа, и побледнела.

— Полагаю, вы действительно могли увлечься, особенно если ваша голова была занята мыслями о… розах. Бог мой! — всплеснула она руками. — Вам нужно привести себя в порядок. Барни!

Мажордом незамедлительно явился на зов хозяйки.

— Возьми сюртук графа и посмотри, что можно сделать с этими пятнами, — приказала она. — Позаботься о том, чтобы его сиятельство мог освежиться и предложи ему одну из сорочек герцога. Они примерно одинаковой комплекции.

Не успела Вивьен ничего возразить, как Барни уже стащил сюртук с ее плеч. Арабелла ахнула, а ее подруги испустили сдавленные вздохи. Лоуренс неловко откашлялся и отвернулся.

— Я поднимусь к себе в комнату, — пискнула Вивьен и взлетела наверх.

Захлопнув за собой дверь, она отдышалась и медленно подошла к зеркалу. Только сейчас ей стало ясно, почему ахнула мать и закашлялся Лоуренс.

На белом лифе платья, прямо на груди, красовались отпечатки мужских ладоней.

Переодевшись в гардеробной и вернувшись в свою комнату, Вивьен застала там Лоуренса, который сидел у окна и преспокойно потягивал шампанское. Он отставил бокал и окинул Вивьен подозрительным взглядом.

— Ты, разумеется, намерена возложить всю вину на меня, не так ли?

— Разумеется, — вызывающе ответила она.

— Дерзкая девчонка, — он нахмурился. — А тебе не кажется, что после этого маленького инцидента в саду Арабелла сочтет меня слишком эксцентричным и даст от ворот поворот? Где ты найдешь себе другого любовника, способного так же безропотно сносить все твои фокусы, как сношу их я?

Вивьен покачала головой.

— Она не откажет тебе от дома.

— Почему ты так в этом уверена?

— Потому что ты богат, а богатый мужчина может позволить себе быть немного эксцентричным. Если мужчина добросовестно платит по счетам, то он вообще может делать все, что захочет. Это жизненное кредо моей матери, так что не беспокойся.

— Откуда ты знаешь? Может, это только твои фантазии? Вряд ли мать поверяет тебе свои мысли.

— Но я же вижу, как она живет! — воскликнула Вивьен. — Желания герцога для нее закон. Она выполняет эти желания независимо от того, приятно ей это или нет. Герцог волен требовать, что хочет, и за это содержит ее в роскоши. Обоих такое положение вещей вполне устраивает.

— Но ведь это был ее собственный выбор, не так ли? — осторожно проговорил Лоуренс. — Да, желания герцога для нее закон, но зато она не только смогла дать дочери хорошее образование, но и себя обеспечила до конца жизни.

— Да, — тускло отозвалась Вивьен. — У Арабеллы действительно был выбор. И с герцогом она могла порвать не однажды, но всякий раз выбирала… подчинение и роскошь.

— Значит, ты считаешь, что Арабелла должна была выбрать самого герцога, а не его деньги?

Вивьен попыталась разобраться в мешанине мыслей, роившихся в голове. Почему граф так настойчив? Чего хочет от нее?

— Любой выбор предполагает, как минимум, два варианта, — медленно проговорила она. — Что-то сохраняешь, а что-то безжалостно отбрасываешь. Так вот мать всегда отбрасывает то, что имеет истинную ценность, и гонится за ценностями мнимыми.

Лоуренс заглянул ей в глаза и наконец понял причину скрытой в них боли. Он понял, почему она с такой нежностью говорила о приютских детях и так горячо осуждала их матерей. Ведь она сама была в какой-то степени брошенным ребенком.

— Ты говоришь о себе? — спросил он, заранее зная ответ.

— И о себе тоже, — с оттенком горечи обронила она. — Арабелла отправила меня в академию не столько потому, что хотела дать мне хорошее образование, сколько потому что я мешала ее великой любви.

Вивьен опустила глаза. Голос ее дрожал, но она мужественно продолжала:

— Все матери почему-то считают, что, выучив дочерей, они выгодно поместили капитал и могут требовать дивидендов. Родители распоряжаются судьбами детей так же легко, как и семейным имуществом, нимало не задумываясь об их душе, проблемах и чаяниях… — Вивьен на минуту замолчала. Она редко позволяла себе думать о подобных вещах, а тем более говорить о них вслух. Однако сейчас она почувствовала какую-то отчаянную потребность высказаться. — Я не хочу жить так, как живет моя мать. Не хочу подстраиваться под настроение мужчины и смеяться тогда, когда хочется плакать. У меня тоже есть право выбора, и я свой выбор уже сделала.