Крестовый поход - Александр Прозоров

– Давай сперва пообедаем, любый мой, – погладила его по голове супруга.

– Позавтракаем, – поправил ее Егор, откатился к краю постели, в задумчивости забыв поцеловать потянувшуюся к нему жену, и начал одеваться, бубня что-то себе под нос.

– Ты мне? – переспросила его Елена.

– Северным путем не пройти, – ответил князь. – С голоду опухнем. Разве только город на Амуре основать.

– Идем к столу, – оправившись перед зеркалом, позвала княгиня. – За обедом расскажешь. Я пока еще ни слова не поняла. Ровно индианка наша, Немка которая.

Однако, когда они наконец-то вышли из опочивальни, оказалось, что в горнице перед спальней собралось изрядное число дворни.

– Гонец к небе, княже, от царевны Айгиль! – торопливо сообщил боярин Федька, подскочив к повелителю.

Следом подошел круглолицый длинноусый воин в долгополом тегиляе, в каракулевой шапке со свесившейся набок макушкой, опоясанный саблей, спрятанной в медные ножны с синими эмалевыми кольцами. Воин стянул шапку, опустился на колено, вскинул свиток над головой.

– Благодарю тебя, витязь, – кивнул ему Егор, принимая грамоту, сломал печать, развернул бумагу, пробежал глазами, даже не пытаясь прочитать, передал жене.

– Великая правительница татарской Орды Айгиль Всевластная тебе, князь Егорий Заозерский, поклон шлет… – начала читать Елена. – Чтит она тебя и уважает… Дружбу ценит… Восхищена… Ага, вот: «Дошло до меня, друг мой Егорий, что литовский князь Витовт по наущению мерзкого Джелал-ад-Дина, называющего себя чингизидом, порешил учинить поход на мое государство, ныне полки свои исполчая и полагая начать войну еще до весенней распутицы». – Она пробежала глазами грамоту до конца и кивнула: – Прощается она с тобой с большой уважительностью и заверяет в искренней дружбе.

– Вот проклятие! – сжал кулак Егор. – Какой поход, откуда? Он же должен раны свои после Грюнвальдской битвы еще лет пять зализывать! У него же, по слухам, треть армии тогда полегла. И это не считая раненых и увечных.

– Клянусь правой рукой, княже, сие известие достоверно полностью, – не поднимая головы, сказал гонец. – Хан Джелал-ад-Дин с собой в Литву двадцать пять сотен всадников увел. Весь черный тумен, и еще несколько преданных эмиров со своими телохранителями. Многие зело хвастливы и обещают слугам дворов постоялых, где живут, и хозяевам их, и торговцам, и девкам блудным, что вернутся в Сарай вскорости и трон у мудрой прекрасной повелительницы отберут. Верно и то, что бояр своих князь Витовт исполчает и скрывать цели похода даже не думает. Они не боятся женщины и верят, что татарские тумены перейдут под их бунчуки сразу, едва токмо армия Джелал-ад-Дина появится на берегах Волги.

– Где же он возьмет армию? – недоверчиво покачал головой Егор. – Литва сильна, но сила ее не бесконечна. Да еще после Грюнвальда… Если он уведет последние войска на Орду, кто останется защищать Литву?

– С Римской империей у Польши и Литвы мир, с тевтонами мир, с Москвой мир. А тебя, любый мой, – Елена коснулась щеки мужа губами, – он, похоже, ничуть не боится.

– Уверен ли ты в том, шляхтич? – наклонившись вперед, еще раз спросил уставшего гонца великий князь Литовский и Русский.

– Вот те крест, княже! – широко перекрестился стоящий на коленях мужчина в распахнутом армяке и лисьей шапке. – Своими глазами доспехи датские видел, кои русские ратники через Новгород на санях везли. Иные и мятые, и пробитые, и окровавленные. Сразу видать, что после сечи с мертвецов сняли, дабы добро не пропадало. Опять же и воины князя Заозерского, когда с устатку по кабакам пить разошлись, зело датчан проклинали, подлостью задумавших верх взять, обоз походный на чужой земле исподтишка побить. Сказывали, много сотен было датчан в той засаде. Меньше трех тысяч, но более одной. Злы на них новгородцы, рвутся войну продолжить, и князь их о том же желании сказывает. Первые сотни ватажные когда пришли, боярские дети сказывали, что раненых в Ладоге оставили, а армия отстала, ибо сани освобождать пришлось. Опосля главные силы стали подходить. Я обоза дождался, а как латы датские в санях увидел, так сразу в седло вскочил и к тебе помчался, княже!

– Точно датские? – недоверчиво переспросил Витовт.

– Русские такой брони не носят вовсе. Кирасы там были. Иные вороненые, иные крашеные. Но без крестов. Датчане, больше некому. И сами русские о том же говорят, и полон, сказывают, был.

– Большой?

– Бояре вернувшиеся признали, побили их всех со злости, княже. Иных и с пристрастием смерти предали. Повели себя датчане, ровно тати. Таково с ними и обошлись.

– Значит, королева Маргарита желала князя Егория ловким ударом уничтожить, а вместо этого токмо лютой ненависти добилась? – Князь Витовт наконец-то расслабился, рассмеялся, откинулся на спинку кресла. Снял с пояса небольшой бархатный кошель, бросил его гонцу: – Вот, получи. Ты принес важные вести и зело вовремя. Я запомнил твое имя и награжу достойно заслугам. Свободен, отдыхай.

– Ну же, друг мой, вот все и разрешилось! – Здесь, в Вильно, Джелал-ад-Дин показательно носил восточные одежды: расшитый шелком и атласом халат, перепоясанный усыпанной самоцветами саблей, войлочную тюбетейку с рубинами и изумрудами, мягкие войлочные сапоги с задранными вверх носками. Но толстый стеганый халат лишь подчеркивал худобу татарского хана. Провалившиеся темно-синие глаза, совсем тонкие усики, блеклая бородка. Князь Витовт с самого начала подозревал, что его верный и близкий союзник чем-то болен. Не наесть к тридцати годам никакого тела – это явно не к добру. – Ты можешь выступать, ничего не опасаясь. Подобной подлости стерпеть невозможно. Тем паче ее не спустит атаман Егорий. Злобен, пес, ако оса осенняя.

– Верны ли известия сии? – пожал плечами великий князь Литовский и Русский. Разменяв седьмой десяток лет, он научился осторожности. – Знамо, в Дании и Ганзе ушкуйника сего опасаются, смерти ему желают и планы о сем строили. Доходили слухи, что разом покончить с ним желают, благо никого за ним не стоит и мести можно не опасаться. Однако же… Увести все войска и оставить княжество беззащитным?

– Твое княжество на крепостях стоит, а не на ратях. Коли кто прийти и рискнет, в стены дубовые лбом упрется, – тяжело вздохнул хан. – Вернешься – отомстишь. Да и некому ныне супротив тебя выступать!

– После Грюнвальда разве что половина невредимыми вернулась. А ну и Орда рать крепкую супротив нас выставит? Кем тогда мстить?

– Как можешь ты так говорить, мой друг?! – остановился перед троном свергнутый чингизид. – Вспомни, разве я колебался, когда ты попросил меня о помощи? Разве я не проливал кровь за тебя и твою державу?![20]И что я слышу теперь? Это и есть твоя благодарность?