Шотландия. Земля кланов - Сэм Хьюэн

Я натягиваю свой гидрокостюм, спасательный жилет и готовлюсь запрыгнуть в залив. Это наша последняя локация на сегодня, мой компаньон протрезвел и проголодался, приближаясь к опасному состоянию – одновременно злому и голодному. Фактически он превращается в Ворчливого Грэма прямо у меня на глазах. Дневной свет угасает синхронно с падением уровня сахара у него в крови, так что нам придётся двигаться поживее. Несмотря на все мои мольбы и попытки манипуляции, Ворчливый Грэм не пойдёт со мной на каяке сегодня. Он садится в маленькую лодку и отказывается сдвинуться с места, разместившись ровно посередине, так что я вынужден уступить его пожеланиям. На этот раз.

Быть может, нам с Грэмом следует направиться к Острову Обсуждений (Eilean a’ Chòmhraidh). В те времена, когда клановые междоусобицы были рядовым явлением, он использовался весьма часто. Мне по душе простой и бесхитростный, очень шотландский способ разрешения вопросов. Если у двух людей или кланов была какая-то проблема или момент преткновения, их отвозили на этот маленький остров посреди озера Лох-Левен и просто оставляли, чтобы они «разобрались с противоречиями». Когда предмет обсуждений разрешался удовлетворительным образом, обе стороны отправлялись выше по озеру, на остров Эйлен-на-Банне (Eilean na Banne), что примерно в миле с четвертью (2 км) к западу от Кинлохлевен. Это Остров Соглашений, или Остров Согласований, здесь подписывались и скреплялись печатью договоры. Как бы то ни было, они не возвращались до того, пока дело не было решено. Или один из них оказывался мёртвым.

Интересно, а мы бы вообще вернулись?

Кажется весьма подходящим, что первый день нашего путешествия должен завершиться поездкой к тому месту, где хоронили умерших. После того, как я выжил в машине с Сэмом за рулём и рисковал получить алкогольное отравление в девять утра, это заключение вполне логично. Не могу отделаться от размышлений, было ли то частью изначальной дьявольской задумки Сэма – заманить меня на остров и бросить там? Быть может, в компании с кокосовым орехом и камерой GoPro. [Сэм. И это только первый день!]

Сэм совершает полную перемену костюма (и сеанс нанесения грима) и каким-то образом преображается в нечто, напоминающее Джеймса Бонда в подводных сценах фильма «Шаровая молния»[36]. Изначально у него была идея отправиться на тот остров в каяке. И я уверен, что это двухместный каяк.

Как вообще может быть, чтобы кто-то ненавидел меня так сильно?

Это был очень долгий день, воздух уже становится прохладным, солнце клонится к закату, и я не полезу в каяк с рыжим чёртом, который и на суше-то едва может управиться с ручной коробкой передач, не говоря уже о каноэ в заливе крупного озера. Я уже упоминал, что он сегодня трогался, не снявшись с ручника, целых пять раз? Да-да, именно столько ему понадобилось, чтобы уразуметь, откуда же берётся этот звук сигнализации «бип-бип!» Каждый раз, когда он садится за руль, он не помнит о четырёх предыдущих случаях, когда он начинал движение точно так же на ручном тормозе, – потому что по умолчанию он существует в режиме «больше скорость – меньше спешки». Я отклоняю его вежливое предложение отправиться по морю в каяке, упоминая в качестве отговорки быстро надвигающиеся сумерки, но уверен, – это далеко не последний раз, когда я вижу этот двухместный гроб.

Наш гид, угрюмый шотландец по имени Роберт, снаряжает нас спасательными жилетами, и мы взбираемся на борт лодки, направляющейся к острову Эйлен-Мунде, крупнейшему из островов Гленко, известному как место захоронения. Я одет точно в то же, в чём спал, а Сэм проходит прослушивание на роль в «Шаровой молнии».

(Барбара Брокколи[37], внимание, тут дан серьёзный намёк.)

От путешествия по озеру действительно захватывает дух. Солнце опускается к воде на западе, и вокруг стоят такие тени, которые киношники со всего мира называют «золотым часом». За нами следует и наша съёмочная команда, которая держится чуть поодаль, стараясь не упускать нас из кадра. Мы прибываем на скальный выход, покрытый лишайниками [Сэм. Думаю, скорее это водоросли[38], Серый Пёс.] [Грэм. Спасибо, Монти Дон[39]]. Роберт объясняет, что сходить с лодки может быть опасно, ведь скалы тут очень скользкие. Ну вот тут-то и пригождается наряд Сэма. На нём какие-то особые башмаки с суперсцеплением благодаря резиновой подошве, и оттого он превращается в гигантскую рыжую саламандру. Думаю, мне надо было бы надеть обувь с металлическими набойками. Сэм как следует вытаскивает нас на берег, и я с опаской, хотя и не собираюсь никого подкалывать[40], выхожу из лодки, пытаясь не совсем опозориться. Наконец лодка надёжно привязана, и мы отправляемся в путь по острову.

Я первым выпрыгиваю на скользкие скалы. Толстый слой водорослей скрывает камни под ногами. Я пробираюсь через них и нахожу сухой участок, а заодно тащу за собой лодку на канате. Грэм нерешительно заглядывает за край лодки и вновь отказывается мне посодействовать. «Нет, это слишком опасно», – громко жалуется он съёмочной команде, идущей на отдельной лодке и снимающей нас. Шансы на то, что Грэм получит неожиданный душ, тают на глазах. С лестью и подбадриванием он делает первый шаг. Мне приходится отвернуться, чтобы он не видел, как я смеюсь. Я только молюсь, чтобы съёмка велась и сейчас, когда он вновь начинает вопить, а Алекс Норузи в это время пытается привнести в ситуацию хотя бы чуточку немецкого здравого смысла. «Ja-ja, не торопись, и будь очень осторожен, Gray-ham!»[41].

«Я и так осторожен, но тут же чертовски опасно, Алекс!», – воет Грэм. «Иисус Христос!» Он пыхтит и потеет ещё больше обычного, дюйм за дюймом подползая ко мне, словно древний лысый краб, пока наконец не выбирается на землю острова.

Здесь на острове есть небольшое местечко, скрытое от остальной части скалами и густым лесом, и считается, что именно тут вместе со многими другими был похоронен Аласдер МакДональд (МакЙен из Гленко) после резни 1692 г. Также это место служило кладбищем местным жителям из числа МакИннесов, МакДональдов, Кэмпбеллов и Стюартов. Мы приближаемся к вершине холма и выходим из-за деревьев – перед нами открывается впечатляющая картина заката и вид, от которого захватывает дух: ряды надгробий, обращённых на восток (к Иерусалиму, в христианской традиции), а заходящее солнце освещает их сзади.