Золушки на грани - Ольга Лукас

– А что ещё в этом указе указано? – нахмурилась фея, – Количество предметов? Их общий вес? Размеры? Другие характеристики?

– Нет, крёстная, больше ничего. Но я уже всё замерила: в карету помещается только вот эта кровать. И то балдахин придётся оставить тут. Или на выбор – вон та резная тумбочка и игрушечный трон принца, с которым он не хочет расставаться. Ну и пара тюков с одеждой, разумеется.

– По-моему, отличный набор, – улыбнулась фея. Но Золушка, кажется, так не считала.

– Я своими руками собирала тут каждую полку, каждый кусок шелка подбирала в тон. После нашего отъезда здесь всё придёт в запустение! – захныкала она, – И ещё неизвестно, что там в новом замке нас ждёт, раз старик-король только и делал, что возился со своим садиком.

«И это та самая милая скромная девочка, которую я всего каких-то два с половиной года назад отправила на бал, – подумала фея, незаметно прикасаясь к Золушке волшебной палочкой, – Кажется, я малость перекачала ей харизму и волю. Пусть слегка сбавит обороты.»

– Хотя, конечно, всё ерунда! – встряхнула головой Золушка, – Я сейчас попробую что-нибудь запихнуть в тумбочку, и хватит об этом думать.

– Вот в эту тумбочку? – уточнила фея.

– Угу.

– Из неё получится прекрасная шкатулка, – заметила крёстная, прикасаясь к тумбочке волшебной палочкой.

«Чпок!» – и тумбочка в самом деле стала маленькой-маленькой резной шкатулочкой.

– Ой! – воскликнула Золушка, – Это… Как же оно… А почему?

– Что у нас там ещё? Книжные полки? Спичечные коробки, не более. Зеркало? Будет пудреницей. Тащи сюда шляпную коробку, сейчас мы сложим в неё всё, что тебе нужно.

Золушка с восторгом наблюдала за действиями крёстной и поглаживала крошечного пёсика, который дремал у неё на руках.

– Здорово-то как! Может быть, превратите в какого-нибудь муравья и мою собачку? Мне так будет спокойнее.

– Извини, милая, с собачкой ничего не выйдет. Она у тебя такая маленькая, что моего сказочного могущества хватит только на то, чтобы увеличить её: превратить в пантеру или, скажем, волка. Надо?

– Ой, спасибо большое, не надо, – Золушка в испуге спрятала собачку в рукав, – Пусть всё остаётся как есть.

Вскоре покои опустели: остались только голые, хорошо отмытые стены. Их было решено не брать с собой: стены везде одинаковые, тем более, что оба замка проектировал один и тот же архитектор.

– Послушайте, крёстная, один момент. А как это всё превратить обратно? – осторожно поинтересовалась Золушка.

– Да как обычно – с двенадцатым ударом часов всё само приобретёт прежний вид. Точнее – размер. Так что советую вам поторопиться и выезжать прямо сейчас: на границе у вас проблем, скорее всего не будет, но через три часа закончится рабочий день и всё королевство встанет в пробках.

Просто быть, существовать, дайте мне! Давайте так договоримся: меня нет, вы меня не замечаете. А я есть, тут, тихонечко, в углу где-нибудь.

Не надо мне вашего внимания, заботы вашей не надо, домыслов на мой счет.

Вы живите, пожалуйста, мне до вас вовсе никакого дела нет. И не ждите от меня подвоха, постоянно! Ну, я же не вор, не убийца, не маньяк, в самом деле. Не пойман – не вор. Сами сначала спрячут свои доллары между пыльными страницами никогда не читанной старой книги. Доллары, евро, любовные записки – что угодно спрячут, забудут, где спрятали – а потом сразу на меня.

Вы не представляете, как с вами трудно. Сижу у себя, до самой ночи сижу, чтоб по квартире пройтись спокойно, только выйду – а вы всё не спите. В компьютер уткнувшись сидите, а завтра утром будильник, да? Разбудит, всех разбудит, и меня тоже разбудит, и будете вы бегать, туда-сюда, с чашкой кофе в одной руке, с непарным носком – в другой. Где второй носок, а? Да вон же, на карнизе висит. При чём тут опять я?

Знаете, почему в доме по ночам скрипят половицы? Потому что у них кости затекли, они размяться хотят, вот и разминаются. Знаете, почему занавеска колышется, когда ветра никакого нет и форточка закрыта? Потому что у вас окна в доме щелястые, сквозняк гуляет по полу, кусает вас за голые пятки. Пятки, по-вашему, чувствительнее тонких прозрачных занавесей?

Конечно, проще обвинить во всём безответного, чем разбираться в сути вещей. Обвинить – и забыть. С чего вы все взяли, что я желаю вам зла? Для того, чтобы зла желать – надо уметь желать, а я не умею, нет у меня такого устройства, которое бы вырабатывало желания. Не судите же всех по себе! Даже в своём кругу – не судите. Круг один, а все в нём – разные. Что уж говорить о тех, кто никогда в этот круг допущен не будет?

А пыли-то сколько за шкафом накопилось, вы хоть заглядывали когда-нибудь за этот шкаф? А загляните. Там, там все ваши потерянные блокноты, ручки, значки, карандаши, подзарядки, ключи, шнурочки какие-то непонятные, машинки детские, пряники засохшие. Душно мне, душно и тяжело в этой атмосфере постоянного страха – зачем вы её создаёте, кому от этого легче? Иногда, вот как сейчас, хожу по кухне, как маятник, тихо, темно, луч лунный в окно прокрался – и кажется, будто нет вас, никого нет, вообще никого нет, нет ни страха, ни суеты, ни криков, ни боли. И так хорошо делается. Даже забываю себя на какое-то мгновение, становлюсь этим лучом, этой кухней, этим окном.

Забываю и забываюсь. А с вами нельзя забываться. Чуть забудешься – а уже утро, и выбегает кто-то из вас на кухню, и протирает заспанные глаза, и видит меня – ну вот как сейчас.

– Мама! Бабушка! Прабабушка! Дядя Коля! Семён Семёныч! Привидение!!!!

И прибегают все ваши – мама и бабушка, и прабабушка прикатывает на коляске, и дядя Коля с Семён Семёнычем, не выспавшиеся, приползают на карачках, и все с дубинками, топорами, ножами и кастетами, а прабабушка тянет за собой пулемёт.

Вас так много, вы так вооружены, чего боитесь вы? Дайте просто быть, существовать дайте мне. Не по своей воле я тут, сами знаете, как тяжело с жилплощадью в больших городах. Вы не желаете со мной встречаться, ну так и я избегаю вас. Вы – потому что боитесь. А я – просто брезгую.

Никто живёт в Нигде. Никто не знает, где находится это место, знает только, что оно есть – ему этого знания вполне достаточно для того, чтобы всякий раз попадать домой вовремя, пока ужин ещё не остыл. Непонятно, зачем только ему ужин – у него ведь нет желудка. У Никто нету ног, но оно ходит. Нет рук, но оно может дотронуться до чего угодно. У Никто также нет ушей, языка, носа, селезёнки, прыщей и перхоти – у него вообще ничего нет. Таким уж оно уродилось.

Больше всего на свете Никто любит слушать, что о нём говорит Кто-то. Например, учительница выходит из класса и говорит:

– Пока я буду в учительской разговаривать по телефону – чтобы никто слова не проронил. Понятно?

«Понятно!» – мысленно рапортует Никто. И пока учительницы в классе нет, молчит себе в тряпочку. Зато ученики болтают вовсю – и правильно, чего бы им не болтать, если за них послушно молчит Никто. Правда, когда учительница неожиданно (на минуту раньше, чем обычно) возвращается и обнаруживает, что в классе стоит равномерный гул, терпение её лопается и она кричит: