Я папу по ладошке узнаю - Татьяна Ветрова

На следующий день более-менее когда пришел в себя, я лично занялся поисками непутевого водителя. Служба безопасности по моему личному запросу принесла мне видеоматериал, на котором четко была видна красная иномарка, но не было видно номеров. К этому моменту милиция отработала камеры с близко находящихся зданий, узнали номера, только вот водителя не нашли…

Зато я сука знал, кто это!

СТАС

Я несся как сумасшедший в сторону Ивановской области, прекрасно знал, куда мне надо и даже бывал там как-то раз. У меня внутри было столько боли, столько ненависти, что я не понимал, как еще держался. За свои тридцать с небольшим я никогда не поднимал на женщину руку, а сейчас думаю лишь о том, как бы рассчитать силу, чтобы не убить. Я точно знаю, что рядом с такой тварью не смогу держать себя в руках. Сука, меркантильная тварь.

Через четыре часа я был уже на месте и почему то не сомневался, что она прячется здесь, в любом доме своей бабушки. Передо мной в венецианском стиле возвышался двухэтажный дом с кованым забором. Я не стал звонить в звонок, что располагался на заборе, спрятанный под зелеными зарослями. Знал, что баба Нина никогда не закрывает ее, никогда не понимал ее.

Я прошелся по двору и, услышав музыку с беседки, направился прямиком туда. Кто бы сомневался, конечно, она именно здесь решила отсидеться в надежде, что преступление, совершенное ею, останется незаметным. Заметив меня, она широко раскрыла глаза, резко подскочила и побежала за стол, ища за ним укрытие, наивная. Я понимал, она прекрасно догадалась, почему сейчас я нахожусь здесь и явно в нехорошем настроении.

— Что она тебе сделала? — складываю руки на груди и облокачиваюсь на одну из колонн беседке, из последних сил пытаюсь держать себя в руках, чтобы не врезать ей.

— Не понимаю, о чем ты, — принимает кокетливую позу, на палец наматывает наращенный локон волос и мило улыбается. Сука, как же бесит.

— Не понимаешь, значит? — цежу сквозь зубы, сжимая челюсть, так что так чуть не крошится, дантист точно на мне разбогатеет.

— Я…я, правда, не понимаю, — весь ее наигранный пыл испаряется, как только видит мое лицо.

— Я убью тебя, сука, — подлетаю к ней и хватаю за горло, она цепляется ногтями мне в руку, пытаясь ослабить хватку. — Лишу всего, что тебе дорого: салона, денег.

— П-пусти, придурок, — ее лицо раскраснелось, она пытается сделать мне больно ногтями, расцарапывая кожу рук до крови.

— За что ты так со мной? В наше время я ни в чем тебе не отказывал, у тебя было все: деньги, шмотки, элитные курорты. — цежу ей в лицо, наблюдая, как оно искажается от боли, еще немного и она отключится. Ослабляю хватку и швыряю ее в сторону дивана, она падает, сползая на пол, хватает за горло и пытается вдохнуть.

— Я ненавижу ее! — шипит словно самая настоящая змея, вот-вот готовая выпустить свой яд. — Ненавижу! Она забрала у меня все, забрала сразу. Да ты же как только ее увидел уже поплыл, а стоило тебе понять кто она, так пиши пропало. Я же люблю тебя, а ты…ты… — сидит на полу с искаженным от гнева и ненависти лицом и глотает слезы.

— Ты ответишь за то, что сделала! — убираю руки в карман, вот совсем не хочется мотать срок из-за такой твари.

— Да пошел ты к черту, Арестов. Ты ничего мне не сделаешь, слышишь? — смотрю на нее испепеляющим взглядом, давая понять, что она ни черта не знает меня.

— Она до сих не пришла в сознание, — замечаю, как бледнеет ее лицо, тело охватывает лихорадка от страха.

— Н-нет…н-нет…этого н-не может быть… — обхватывает плечи руками, взгляд ее смотрит мимо меня.

Достучался, бл№*.

— Ты ответишь за то, что сделала! И лучше тебе не попадаться мне на глаза и держаться подальше от моей семьи. — разворачиваюсь и еду в больницу к своей любимой женщине, надеясь, что хоть сегодня что-то изменилось в ее состоянии.

***

Я смотрел на нее, мечтая, чтобы она открыла глаза. Посмотрела на меня или хотя бы в белый потолок, просто видеть, что она жива. Пусть только придет в себя, и я заберу ее из этого кошмара, сделаю самой счастливой на свете, найму им с дочкой охрану. Они будут жить в самых лучших условиях, путешествовать по миру, Лера ведь так об этом мечтала…

А сейчас больничная палата и приборы, что противным писком давят на мое расшатанное состояние.

— Как она? — Лучший друг и брат моей женщины стоит на больничном крыльце, прячась от моросящего дождя, глубоко затягиваясь сигаретой, наплевав на все больничные правила.

— Давай без этого, — встаю рядом и, достав сигарету, затягиваюсь.

— Что думаешь делать? — в очередной раз затягивается и устремляет выжидающий взгляд в небо.

— Дождусь, пока сделают кольцо, — я боюсь думать о худшем, не представляя, что буду делать, если вдруг не ста… Я даже думать об этом не хочу.

— Не понял? — смотрит на меня вопросительным взглядом, надеясь, что я сознаюсь во всех своих грехах.

— Я женюсь на твоей сестре. Пошли, — сказав это наконец-то расслабленно выдыхаю, выбрасываю окурок и спускаюсь с крыльца, подставляя лицо под капли дождя.

И снова этот чертов дождь, как в день аварии. Он будто хочет ее забрать, лишить меня долгожданного счастья.

— Стас, она… — резко разворачиваюсь и хватаю его за груди, шипя в лицо лишь одно, что важно сейчас.

— Она будет жить! Ты слышишь меня? Мы не сможем без нее… — отшвырнув его от себя, резко разворачиваюсь и прыгаю в свою машину и не прощаясь уезжаю домой. Сейчас я хочу побыть с дочкой, со своим маленьким ангелочком.

ЛЕРА

Я слабо открыла глаза, чувство было, будто по мне проехал танк. Тело все болело, в голове до сих пор было ощущение, будто я отплясывала пьяный вальс. В горле пересохло, и губы запеклись, а правая сторона лица вообще онемела. Сквозь пелену боли ко мне постепенно возвращалась память. Последнее, что запомнила это ярко-красное пятно и мой пронзительный вопль на всю парковку. Затем последовал сильнейший удар, я оказалась лежать на асфальте в форме поломанной куклы. С мыслью о семье, что могла остаться без меня.

Слезы хлынули из глаз, попадая на открытые раны, которые сразу дали о себе знать, противно пощипывая. Сильно вздрогнув, я ощутила на своих руках чью-то ладонь и попыталась повернуть голову, оттого что на шее был гипс, сделать это оказалось сложнее. Боль, что простреливала все тело, была невыносима.

Стас сидел рядом на стуле и, положив голову на кровать, спал. Он руками держал мою перебинтованную ладонь и был таким разбитым и уставшими, под глазами залегли синяки, а подбородок был заросший. Я попыталась предположить, как долго уже нахожусь здесь. От мыслительного процесса и переживаниях о семье, мое сознание начало ускользать, я пыталась держаться, не закрывать глаза. Боялась, что это последний раз, когда я вижу своего любимого мужчину.