Мишель - Иннокентий Маковеев

Ужинаем снова без папы. Что он скажет о букете? Точно задаст неудобные вопросы. Я должна быть к этому готова.

Мама достаёт жаркое из духовки. Голди, поглядев на блюдо и вдохнув его вкусный запах, восклицает:

— «Дец» мама! — Малышка имела ввиду: «Молодец мама!». Сестра целует свою маленькую ладошку и подставляет ручку «Дать пять».

Я с удовольствием ем свинину с картошкой и тоже хвалю хозяйку дома.

Во время чаепития Голди задаёт вопрос, от которого я улыбаюсь:

— Мама, а кто откусил печенье? — Малышка держит в руках две неполные печенюшки.

— Да никто Голди, просто печенье обломалось.

Малышка испытующе смотрит на маму, тряхнув головкой, принимается грызть одно из печений. Забавная.

Вернувшись в комнату, от нечего делать скачиваю на эффон приложение «Камаконструкции» с всевозможными позами для занятия любовью. Приложение простенькое — на кровати располагаются два человечка из палочек, синий — он, розовая — она. Всё условно. У неё на голове бантик, грудь в виде пупырышек, будто кожу оттянули в плоском месте. Она невероятно гибкая, гнётся, но не ломается, как проволочка.

Проецирую человечков на середину комнаты, увеличиваю в размерах. Кручу их, верчу, себя запутать хочу. Лёжа, стоя, сидя, поперёк, на корточках, на голове — как они это делают, что творят! Периодически я запускаю проекцию заново, чтобы вернуть сладкую сине-розовую парочку в исходное положение. Вспоминая в каких позах мы с Кристофером занимались любовью, у меня, как в колледже, появляется желание стиснуть себя в паху. Добавляю в «избранное» позы, которые можно попробовать в будущем. Жаль я не супер гибкая.

Неожиданно в комнату входит Лианн. Я едва не роняю эффон, затем быстро выключаю режим проекции.

— Ой, прости! — Лианн прикрывает лицо ладонями.

— Да, ничего, заходи.

— Да, в следующий раз.

Сестра притворяет за собой дверь. Неловко получилось. Надо быть осторожнее, изучая такие вещи.

Звоню Белле. Не берёт. В социальной сети подруга была 30 минут назад, я опоздала. Заиграл рингтон эффона. Белла? Нет, Кристофер. Я скучала и переживала. Всякое могло случиться.

— Как у тебя прошло? — спрашиваю я и улыбаюсь.

— Только из душа. Устал. Как ты себя чувствуешь? — Голос у Кристофера странный, грустный. Или я накручиваю себе.

— Я? Хорошо. А что будет завтра?

— Новый день.

— А какой он будет?

— Лучше, чем сегодняшний.

— Ты обещаешь?

— Да.

Потом мы долго прощаемся: десять раз «я тебя целую», десять раз «пока-пока», звонок окончен, печаль-тоска.

Внешне всё прекрасно. Похоже на идеальный шторм. Погода в одночасье может перемениться, и наш с Кристофером корабль любви перевернёт гигантская волна. Или айсберг подплывёт незаметно в холодной ночи и пропорет все отсеки любви, останутся лишь отсеки дружбы, приятельства, но их будет недостаточно, чтобы удержать на плаву наш корабль, тогда отношения утонут, погрузятся на глубокое илистое дно.

Взволнованная, ложусь в кровать ждать лучшего завтра.

Глава 9

Утром мама говорит мне, что мы едем к врачу, и я понимаю: этот день ни за что не будет лучше вчерашнего.

По пути в «самую хорошую» клинику Соважа татуировке бантам ставлю узор в виде красного креста, мысленно повторяю себе, как мантру, одну фразу — «Я здоровая, здоровенная, здоровская».

После смерти Дианн меня осматривали дважды. Первый врач быстро меня отпустил. Наверное, потому что она была из таких, как я. Затем её перевели в уборщицы. Как так получилось? Неужели из-за слухов?

Наш внедорожник останавливается возле клиники, состоящей из нескольких серых корпусов с окнами-витражами. Внутри очень чисто. Пройдя два светлых коридора, мы с мамой садимся на стулья напротив кабинета с золотистой табличкой «Ален Ребер главный акушер-гинеколог». К больничному запаху тут примешался ещё какой-то — приятный, особенный. Я принюхиваюсь, но не успеваю его узнать — мама приносит кофе, аромат которого перебивает интересный запах. Рядом на столике разложены всякие буклеты. Я беру один из них скоротать время ожидания.

Через 15 минут над кабинетом загорается жёлтая лампа. По коже пробегают мурашки — мне идти. Взглянув на маму, я вижу, как ей неловко. Она считает себя виноватой в моих неприятностях. Прежде чем встать, я ласково улыбаюсь ей и крепко сжимаю её руку.

Открыв дверь, я едва не налетаю на девушку — высокую стройную блондинку. Она очень холёная. Одета в платье цвета карамели. Девушка немного пугается меня, затем глядит на меня с отвращением. А ведь до этого она радовалась. Неужели настолько сильно опасается таких, как я?

Врач в белом халате проводил девушку. Он ободряюще говорит ей на прощанье:

— Всё у вас теперь хорошо, просто пейте витамины и пищевые добавки, о которых мы с вами говорили.

— Мишель Ру? — обращается врач ко мне.

Я смущённо киваю.

— Ален, — представляется мужчина и жестом приглашает зайти. — Прошу вас.

Врачу лет 40, среднего роста, сухощавый, русые волосы заметно поседели.

Натужно сглотнув, я нетвёрдым шагом иду вглубь кабинета. Мебель и оборудование белого цвета и на колёсиках: стойка с компьютером, кушетка, стол, ширма, светильник.

— Имеются жалобы? — Ален садится за стол.

— Нет, — неуверенно говорю я.

Конечно, после занятий любовью с Кристофером у меня были специфические ощущения, в том числе болевые, но никому лучше об этом не знать. Это моя маленькая плата за удовольствие.

Ален не задаёт других вопросов. Полагаю, мама, чтобы укоротить этот сеанс, заранее многое рассказала врачу обо мне. Я всегда делилась с ней интимными подробностями своей жизни. Мама знает, когда у меня начались первые менструации, что они регулярные; что никаких гинекологических и инфекционных болезней я не переносила, что у меня нет хронических заболеваний и, что не было беременностей и абортов. Ален располагает устаревшей информацией лишь по таким вопросам: «Живу или нет половой жизнью? Предохраняюсь или нет? Чем предохраняюсь?».

— Можете проходить. — Ален глазами указывает на ширму, за которой установлено гинекологическое кресло. — Снимите всё ниже пояса и располагайтесь там.

Неохотно слушаюсь врача.

Гинекологическое кресло выглядит дорого, имеет элегантный дизайн, каркас обтянут бесшовным влагостойким материалом синего цвета. Поместив бёдра на специальные опоры, я чувствую себя беззащитной.

Как Ален отреагирует на мои банты с узором в виде красного креста? Только сейчас я понимаю, что это была плохая идея.

Интересно Ален заметит что-нибудь?

— Начали половую жизнь, — говорит врач, проделав какую-то минимальную работу.

Я становлюсь вся пунцовая от смущения. Да уж, порой я недооцениваю профессионализм людей. Молчу, пристыжённая. Хочется свести ноги вместе, но опоры удерживают меня в унизительном положении.

— Что ж, я тогда проведу гинекологическое обследование «в зеркалах» и прощупаю матку с ее придатками, — говорит Ален.

«Прекрасно!»