За чертой - Кормак Маккарти

Индюшки были на земле, в намечающихся сумерках бродили взад-вперед по поляне среди гнилого валежника, похожие на фигурки птиц в ярмарочном тире. Сгорбившись и полуприсев, он перевел дыхание и начал медленно к ним спускаться. Когда до них оставалось чуть меньше сотни ярдов, одна из птиц вышла из-под прикрытия крапчато-пестрой тени на открытое место, остановилась, вытянула шею и сделала еще шаг. Он взвел курок и, найдя опору в виде ствола небольшой бирючины, прижал к нему тыльной стороной большой палец левой руки, сжимающей цевье, и прицелился в птицу. Учел кривизну траектории, учел, что свет на прицел падает сбоку, и выстрелил.

Тяжелая винтовка дернулась, эхо выстрела прокатилось по окрестностям. Индюшка, хлопая крыльями, упала наземь и задергалась. Остальные птицы разлетелись в разные стороны, некоторые пролетели прямо над ним. Он встал и побежал к лежащей птице.

Повсюду кровь — на листьях и траве. Индюшка лежала на боку, странно забросив назад голову, и разгребала опавшие листья ногами, словно бежит. Он схватил ее и прижал к земле. Ей перебило шею и оторвало от плеча одно крыло, из чего он понял, что еще чуть-чуть — и он бы промазал.

Разделив между собою птицу, они с волчицей съели ее целиком, а потом сидели у костра бок о бок. Волчица то и дело натягивала веревку, дергаясь и вздрагивая каждый раз, когда в углях постреливало. Когда он прикасался к ней, ее шкура сотрясалась и играла под рукой, как у лошади. Он стал рассказывать ей о своей жизни, но этим едва ли унял ее страхи. Через какое-то время он для нее запел.

Утром, едва выехав, он встретил отряд всадников, какого ему в этой стране еще не попадалось. Всадников было пятеро, все на хороших лошадях и все вооруженные. Остановившись на тропе перед ним, они его окликнули вроде бы даже и приветливо, но было видно, как их глаза изучающе оглядели и его, и все, что с ним связано. Одежду, сапоги, шляпу. Коня и винтовку. Попорченное седло. В последнюю очередь осмотрели волчицу Устремившуюся в жиденький горный бурьян, пытаясь в нем укрыться в нескольких футах от дороги.

— ¿Qué tienes allá, joven?[100]— услышал он вопрос.

Он сидел, скрестив ладони на луке седла. Наклонился, сплюнул. Посмотрел на них из-под шляпы. Один из них дал лошади команду двигаться вперед, чтобы подъехать и поближе рассмотреть волчицу, но лошадь заартачилась, не желая подходить к ней; тогда, склонясь вперед, он ударил лошадь по щеке и стал грубо понуждать ее поводьями.

— ¿Cuánto quires por tu lobo?[101]— спросил мужчина.

Билли выбрал небольшую слабину веревки и заново привязал ее.

— No puedo venderlo,[102]— сказал он.

— ¿Por qué по?[103]

Билли смотрел на всадника.

— No es mía,[104]— сказал он.

— ¿No? ¿De quién es?[105]

Билли посмотрел на волчицу, которая лежала, дрожа. Посмотрел на голубые горы на юге. И сказал, что волк поручен его заботам, но он не его собственность и он не может продать его.

Мужчина сидел, слегка придерживая поводья одной рукой, другая лежала у него на бедре. Он повернул голову и сплюнул, не отрывая глаз от мальчишки.

— ¿De quién es? — снова спросил он.

Мальчик посмотрел на него, на ожидающих на тропе всадников. И сказал, что волчица принадлежит богатому асьендадо,[106]который вручил ее его заботам, чтобы ей не причинили никакого зла.

— ¿Y este hacendado, — уточнил всадник, — él vive en la colonia Morelos?[107]

Мальчик сказал, что да, тот действительно живет и там, и в других местах тоже. Мужчина посмотрел на него долгим изучающим взглядом. Потом тронул коня, и другие всадники пустили коней за ним следом. Как будто их соединяет некая невидимая нить или неведомый закон притяжения. Проследовали мимо. Строго по старшинству, так что последним проехал самый младший; поравнявшись с Билли, он посмотрел на него и приложил указательный палец к полю шляпы.

— Suerte, muchacho,[108]— сказал он.

С тем они все уехали, и ни один не оглянулся.

В горах было холодно, на высоких перевалах еще лежал снег; снег блистал и на вершинах хребта Сьерра-де-ла-Кавельера. Над Кавельера-каньоном снег на тропе лежал на протяжении почти целой мили. Снег был свежим, и Билли изумился тому, как много путешественников уже на нем потопталось; тут ему пришло в голову, что ведь не все в этом краю путники могут оказаться столь пугливы, чтобы полностью освобождать тропу при виде всякого всадника. Пригляделся внимательнее. Следы оставили и люди, и ослики. А вот след женский. Попадались и следы сапог, но главным образом то были плоские отпечатки уарачей, оставляющих невероятные в этом диком горном бездорожье оттиски автомобильного протектора. Были здесь и детские следы, и следы конских копыт, оставленные всадниками, с которыми он разминулся нынче утром. Видел он и следы людей, которые брели по снегу босиком. Двинулся дальше, оглядываясь на волчицу, чтобы по ее поведению предугадать появление встречных — не начнет ли она вдруг припадать к земле, ища укрытия на обочине, — но она лишь семенила рысцой позади, нюхала, поводя носом, воздух и оставляла на снегу свои большие следы, которым предстояло удивлять местных горцев.

В тот вечер он разбил лагерь на дне каменного ущелья и подвел волчицу к стоячему озерцу, образовавшемуся на камнях пониже их стоянки; держа веревку, он смотрел, как она зашла в воду и, опустив в нее морду, стала пить. Когда она поднимала голову, было видно, как движется ее глотка и с губ стекает вода. Сидел в камнях, держал веревку и наблюдал за нею. В сгущающихся синих сумерках вода среди камней была черной, а дыхание волчицы над поверхностью курилось паром. Опуская и подымая голову, она пила очень похоже на то, как пьют птицы.

На ужин у него была пара лепешек тортильяс с завернутой в них фасолью, ими его снабдили меннониты — единственная, кроме тех утренних всадников, встреченная за день группа. Меннониты держали путь на север, сопровождая девушку, которая нуждалась во врачебной помощи. Немногословные, с виду они были похожи на крестьян, сошедших с полотна художника прошлого века. Чем заболела у них девушка, они не сказали. Лепешки были жесткими как подметка, а фасоль в них уже начала подкисать, но он их съел. Волчица смотрела.