Цвет любви - Кэтрин Тейлор

Джонатан сидит рядом со мной и разговаривает с графом Дейвенпортом, мужчиной лет шестидесяти, который еще в самом начале встречи, когда мы только пришли, великодушно предложил мне называть его Ричардом. У него красное лицо со множеством лопнувших прожилок, что заставляет заподозрить его в обильном употреблении алкоголя, но в своем сшитом на заказ костюме он выглядит скорее надутым. Зато его спутница, миловидная блондинка в коротком дизайнерском платье, которую зовут Тиффани Хастингс, примерно моего возраста, самое большее лет двадцати пяти, — она стройна, красива и, к сожалению, довольно ограниченна, что отнюдь не упрощает ситуацию. Потому что оба мужчины почему-то ждут от меня, что я буду поддерживать с ней беседу. Но я не хочу. Ведь я ужасно расстроена.

Сейчас вечер пятницы, а значит, заканчивается моя вторая неделя практики в Лондоне. Девять дней из двенадцати, которые я нахожусь здесь, я провела рядом с Джонатаном, ездила по Лондону, принимала участие в заседаниях, деловых обедах, переговорах и других встречах. Но зря я надеялась, что после того потрясающего поцелуя в лифте, который снится мне чуть ли не каждую ночь, и почти поцелуя у двери моего дома между нами что-то изменится, что мы станем ближе друг другу: все это, к сожалению, оказалось иллюзией. Потому что, хоть он часто ездит с нами, когда по вечерам Стивен везет меня домой, с того дня он ни разу не проводил меня до двери. Он ждет в машине — или выходит еще раньше у того пресловутого клуба, о смысле и цели времяпровождения в котором я не осмеливаюсь спросить.

Я по-настоящему пыталась флиртовать с ним. К сожалению, в этих вопросах я не то чтобы профи. Скорее, новичок. И мои усилия не увенчались успехом, что довольно-таки сильно терзает меня. Потому что мое состояние в том, что касается Джонатана, скорее ухудшилось.

Поначалу — не считая того факта, что он принадлежит к числу самых привлекательных мужчин на этой планете, — меня восхищали его успешность и ум. Его умение превращать в золото все, к чему он прикоснется. И на этом бы все и закончилось, если бы он не подпустил меня к себе так близко. Тогда я наверняка была бы сейчас одной из тех многих женщин, относительно судьбы которых меня с самого начала предупреждала Энни: те, кто смотрят на него издалека сверкающими глазами и задаются вопросом, как завоевать этого привлекательного, потрясающего мужчину. Эту стадию я давно переросла. Мне гораздо хуже, поскольку я подошла к нему ближе, чем большинство остальных, и увидела в нем сторону, которую он обычно не проявляет. Темную сторону. Он что-то скрывает от глаз других, тайну, настолько же покрытую мраком, как и он сам. И именно эта загадка меня и привлекает, волшебным образом притягивает к себе.

Должна быть причина тому, что он окружает себя такой толстой стеной и никого за нее не пускает. Почему он сначала так безумно страстно поцеловал меня, а теперь не хочет и слышать об этом? Почему он, как кажется, боится любых отношений, не считая дружбы с Александром Нортоном и загадочным Юуто Нагако, и этой странной договоренности со мной, смысла которой я до сих пор не понимаю?

Энни по-прежнему удивляется тому, что Джонатан забрал меня к себе. Она все еще уверена в том, что у него какая-то задняя мысль, и продолжает меня предостерегать. Кроме того, она постоянно расспрашивает меня, чем мы занимались, как будто боится, что Джонатан съест меня с потрохами, если я не буду настороже. Я еще не рассказывала ей о том, что произошло у нас на второй день в лифте, но она уже на следующее утро за завтраком почувствовала, как что-то пошло иначе, и я с трудом выдержала перекрестный допрос.

А вот своей сестре я рассказала. Хоуп далеко и относится ко всему не настолько критически.

— Джонатан Хантингтон поцеловал тебя, правда? Как волнительно! — От восхищения она едва не попискивала. — Рассказывай, Грейси, я хочу знать все, каждую деталь.

Думаю, она была в таком восторге, поскольку давно уже оставила надежду на то, что хоть кто-нибудь из мужчин заставит меня вспыхнуть. При этом она, похоже, смирилась с тем, что обсуждаемый человек слишком англичанин и слишком высокомерен. Кроме того, она понимает, почему мне так плохо удается ему противостоять, ведь на той фотографии в журнале он тоже показался ей привлекательным. Вот только она, к сожалению, не может дать мне совет, как заставить его перестать мне сопротивляться.

Может быть, я просто себя переоцениваю. Эта мысль пришла мне в голову еще несколько дней назад и постепенно распространяется по моему телу, словно яд. Может быть, наш поцелуй показался ему не таким классным, как мне. Может быть, он сразу понял, насколько я неопытна, и теперь у него просто нет желания повторять это.

Я поспешно делаю еще один большой глоток шампанского. Джонатан замечает это и прерывает свой разговор с Ричардом, надутым графом… как его там, только что ведь помнила! — и наклоняется ко мне.

— Грейс, тебе не следует столько пить, — негромко произносит он тоном моей бабушки, каким она выражалась, когда ей казалось, что мы с Хоуп сворачиваем со стези добродетели. Но ведь именно этого я и хочу. Причем очень. Если бы он только позволил мне…

— Я уже большая, — объявляю я ему, и мне уже довольно трудно произносить слова отчетливо. Но вроде получилось. — Хотя ты, похоже, не хочешь это осознавать.

Я упрямо продолжаю пить, осушаю бокал до дна. Когда рядом со мной тут же появляется очень спокойный официант, чтобы спросить, не налить ли еще, я киваю и вызывающе смотрю на Джонатана, провоцируя его на запрет. Но он, конечно же, не делает этого, в конце концов, мы не одни. Его британская вежливость мешает ему, и я этим пользуюсь.

Кстати, это я тоже заметила. Он может быть невероятно надменным, но он очень ценит протокол. Публичные ссоры ему, как, очевидно, и многим британцам, противны до глубины души, поэтому я практически уверена в том, что он не станет распекать меня в присутствии покрытого сетью красноватых прожилок графа и его глупенькой Тиффани. Точно так же, как не сделал этого в аэропорту.

При этом мне почти хочется, чтобы он сделал это. Чтобы он сорвался и обругал меня. Или утащил прочь. Все, что угодно, только не эта холодная сдержанность. Я хочу назад того Джонатана, который набросился на меня в лифте. Тогда из него вырвалось что-то, заставившее треснуть этот фасад.

Мы по-прежнему глядим друг на друга, и я вижу, что мое поведение действительно не оставляет его равнодушным. В глубине его голубых глаз вспыхивает ярость. Хорошо. Я поспешно делаю еще один глоток и улыбаюсь Тиффани, произнесшей ничего не значащую фразу. Кажется, речь идет о кольце, которое она носит, полученном в подарок от невероятно щедрого Ричарда.

Я наклоняюсь к Джонатану и притягиваю его к себе, поскольку хочу сказать ему нечто такое, что не должны слышать остальные. Он поступил точно так же, однако блеск в его глазах подсказывает мне: он считает, что мне с ним так обращаться не полагается. Ну и пусть. Ударивший в голову алкоголь подстегивает мое мужество. Мне тепло, и я чувствую, как горят мои щеки, а когда я прикасаюсь к нему, они вспыхивают еще сильнее.

— Зачем мы здесь вообще? — негромко спрашиваю я у него. По крайней мере мне кажется, что я говорю тихо. По-настоящему я свой голос контролировать не могу. — Ты ведь не заключаешь никаких сделок с этим графом… — Я снова забываю имя, но мне все равно. — Или заключаешь?