Русалки-оборотни - Антонина Клименкова

— Ты что хулиганишь? — выглянул Серафим Степанович. — Полину Кондратьевну ведь разбудишь!

— Не разбужу, будьте покойны.

— Чего? Не слышу, что ты говоришь, — перегнувшись через подоконник, помахал в первых лучах восходящего солнца бородой старец. — Погоди, лучше спущусь к тебе, там и расскажешь.

Ожидая старца, Феликс прислонился спиной к бревнам сруба, потом устало сполз, сел на узкую завалинку. В голове какая-то чехарда — что он все-таки узнал полезного, а что примерещилось?

— Ну и где, брат Феликс, ты всю ночь бродил?

Феликс попытался собраться с мыслями. Взгляд его уперся в окладистую бороду собеседника… Так вот что это было! Тень, пронесшаяся у него над головой — развевающиеся волосы и обыкновенное помело, которым убирают дворы!

— Серафим Степанович, я кое-то видел, — начал он, потерев переносицу пальцами, привычным жестом пригладив пятерней волосы.

— Не волнуйся, говори как есть, — похлопал его по плечу монах. — Ты же сам любишь повторять — каждому явлению можно найти разумное объяснение, если хорошенько поразмыслить. Ну давай подумаем на пару, авось да разберемся.

Солнце окрасило ярким золотом верхушки деревьев. По реке разлилась, расстелилась парчовая, в искру, дорожка бликов. Над пучками мокрой осоки зигзагами заметались, взвились шумные стрекозы. Над лугом разнесся звучный рожок пастуха, усиленный эхом.

Всю ночь по небу ведьмы

Летали хохоча —

А только два кувшина

Нагнали первача!

По поводу многих увиденных ночью явлений Феликс еще не решил, что думать, как их расценивать. Только вот насчет одного был полностью уверен — на сарае с козами нужно повесить замок. Но так как из хозяев дома застал лишь древнюю старуху да сопливого младенца, которым что-либо объяснить представлялось делом затруднительным (а при упоминании домового бабка, мелко закрестившись, вовсе поспешила прогнать странного парня со двора), Феликс отправился к одному из самых авторитетных местных жителей, к мнению которого прислушаются однозначно. Тем более в замках и запорах он должен был разбираться лучше всех в деревне.

Специалист этот нашелся там, где ему и положено быть, — за кузницей. Правда, занимался он не своим громоподобным ремеслом, а просто чистил коня, крутые бока которого сверкали ярче новенького медного таза, а блестящая грива была уже заплетена в косы — краше, чем у иной девицы, разве что без лент обошлось.

И снова Феликс не собирался подслушивать, просто опять его подвела выработанная в монастырской тишине привычка к бесшумности. Но достигшие его слуха слова не то что заставили повременить с приветствиями — назад попятиться.

— Стой, брат, я покуда еще не кончил. — Кузнец похлопал коня по крупу. Феликс раньше не видел никого, кто с такой бы заботой, пожалуй, даже с любовью ухаживал за своей лошадью. Хотя зверь и вправду хорош, как с картинки, — Эх, Прокоп, так ты никогда снова человеком не станешь. Плохо ль, коли тебя кормят, ходят за тобой, работать не заставляют… Помнишь, как ты мне говорил все время — я не лошадь, мол, чтоб с утра до ночи пахать? Договорился. Нет, запрягу я тебя, дождешься, и в поле отправлю. Думаешь, легко с хозяйством одному-то управляться? Ты тут без дела стоишь, хвостом машешь да овес хрумкаешь, а я как проклятый… Нет, брат, это не тебя цыган тот сглазил, это мне кара вышла за то, что вовремя тебя не образумил, жить по-человечески не научил…

Феликс счел за лучшее вернуться немного назад — и издалека, сделав вид, будто только что подошел, громко поздоровался с кузнецом. Завидев гостя, тот нахмурился, отвечал, скупо отмеряя слова, поглядывал угрюмо. Но Феликс на такое явное недружелюбие постарался не обращать внимания. Ясно, что от человека, у которого стряслось такое несчастье (нервическое расстройство, либо он оказался жертвой злого розыгрыша — это еще предстояло выяснить), нечего ждать приветливости. Потому он просто, как мог доходчиво постарался объяснить, зачем, собственно, пришел, и предложил кузнецу подтвердить его слова хозяину коз с точки зрения мастера, дабы последний свою недальновидность на домовых больше не сваливал.

Кузнец внимательно выслушал, потер на подбородке рыжую, в масть коню, щетину, кивнул.

— Посмотрим, — добавил еще. И только.

Феликс отправился восвояси, не слишком обнадеженный, сомневаясь, поняли ли его вообще.

А вот после Феликсу внимали буквально с открытым ртом. Не зря Серафим Степанович доверил своему помощнику самому побеседовать с тем парнем, что давеча лунатиком бродил по крышам.

При дневном освещении юноша сей оказался довольно смышленым, понятливым, но до чрезвычайности впечатлительным. От известия, что все собственнолично ночи напролет гуляет, да еще по крышам, парень пришел в крайнее изумление. Он даже представить себе такого не мог! Он ведь и голубей никогда не гонял — от боязни высоты! Да, снилось ему, бывало, и небо звездное, и луна яркая… И лестница на чердак. И конек на крыше. И труба печная, где в верхнем камне такая выбоина и трещина…

Младший брат сомнамбулы — а в доме в то время только они и были — не утерпел и сорвался с места, побежал во двор. Они за ним — да где поспеть за пострелом! С верхотуры он им сообщил, что да, щербат кирпич и расколот.

Когда Феликс снял второго в семье верхолаза, первый не знал, что и делать. В ужасе запросился спать в подполе. Но потом позволил себя уговорить оставить эту идею на крайний случай, а пока согласился, что лучше просто запирать на ночь дверь. На том и порешили.

Нынешней ночью Феликс снова не рассчитывал выспаться. Да и как можно спать, если тут действительно черт-те что творится! Зря вот не поверил Глашиному деду, а староста оказался прав — без вмешательства нечистой силы здесь явно не обошлось. Не могут же люди ни с того ни с сего помешаться? В массовом порядке.

Когда стемнело, когда, казалось, последняя собака заснула в своей конуре, посвистывая мокрым носом, и задремала последняя букашка в садах, качаясь на травинке, Феликс продолжил исследовать тайную сторону жизни деревенских обитателей.

Первыми объявились огоньки — заиграли, рассыпались парами по темнеющему вдалеке берегу.

От дома, где жила маленькая Арина, вдоль забора, прячась в полосатой тени, проследовали к лесу три невысокие тени — две узенькие и одна длинная, с хвостом.

Чуть позже, кутаясь в темных платках, прикрывая лица, с разных концов деревни к одной неприметной баньке, что располагалась среди себе подобных сооружений позади домов на склоне берега, стали стекаться бабы. Феликс насчитал дюжину кумушек. Кто-то шагал уверенно, иные пугливо крестились на каждый шорох. Озираясь, вглядываясь в чернеющие тени, женщины подходили поодиночке, без стука отворяли дверь и, отвесив поклон низкой притолоке, скрывались внутри, на миг выпустив в ночь желтоватые отблески огня и облачко пара, развеяв в охладевшем воздухе странные ароматы. И хоть потянуло смолистым дымком, было мало похоже, что сие «тайное общество» собралось просто помыться. Правда, Феликс так же сильно сомневался, что кумушки хотят устроить шабаш и будут призывать дьявола.