Бывших ведьмаков не бывает! - Галина Львовна Романова

Елена уснула, не дождавшись мужа. Сон ее был беспокойным. Она разметалась на постели. Сквозь одеяло намечались контуры ее тела — налитые в ожидании материнства груди, округлившийся живот, бедра. Но князь Михаил смотрел не на это, а в лицо жены, невольно подмечая все ее недостатки. Беременность сделала ее некрасивой. Оно часто отекало, на лбу и скулах появились пятна, которые княгиня усиленно замазывала белилами и румянами, от чего казалась похожей на куклу. Служанки наперебой твердили, что их госпожа носит девочку — дочери, дескать, забирают у матери всю красоту. И, уверовав в это, княгиня Елена с каждым днем становилась все несноснее. Капризное выражение не сходило с ее лица даже во сне, а теперь к нему добавилась и тревога за пропавшую несколько дней назад дочь. Любящий муж терпеливо сносил бы капризы, терпя их ради будущего ребенка, но правда состояла в том, что Михаилу Чаровичу не нравилась Елена Загорская. Нет, когда-то она была ему интересна, но не настолько… И никогда не представляла такого интереса, как та, другая.

Они впервые увиделись на одном из детских балов в столице. Бал устраивал в доме князя Варского знаменитый учитель танцев Модест Иоффе, иностранец, давно перебравшийся в империю. По традиции, он приглашал всех своих учеников, как взрослых, так и детей. Князь Варской был в числе его бывших учеников, и с радостью предоставил свой особняк. Князь Михаил Чарович тоже имел честь быть учеником почтенного маэстро Иоффе, и, едва переступил порог, сразу заметил хрупкую большеглазую девочку с удивительно густыми бровями и не по-детски пристальным взглядом. Княжну Владиславу Загорскую.

В ту пору ей было только тринадцать лет, и ухаживать за столь юной девушкой считалось предосудительным, тем более ему, разменявшему четвертый десяток. Но Михаилу Чаровичу была нужна только она, единственная дочь князя Загорского, последняя представительница древнего рода. Та, которая обладала бесценным сокровищем… И которое из-за недопустимой в глазах света разницы в возрасте должно было достаться другому!

Конечно, можно было жениться и старику на молоденькой, но, как правило, это был брак, основанный на денежном расчете, а у Михаила Чаровича и своего золота было достаточно. Не желая возбуждать подозрений, князь начал охоту на мать девочки, и не прошло и полугода, как Елена Загорская пала к его ногам. Еще через полгода она добилась свободы, покинула мужа и вскоре вышла замуж за Михаила Чаровича.

Владислава оказалась рядом. Оставалось лишь подождать нужного дня и часа, сохраняя девушку в чистоте. Ему пришлось убить того корнета, который вздумал ухаживать за падчерицей. Он был готов убить любого, он был уверен, что Владислава в его власти. И тут она совершила побег.

Вообще-то он сам виноват — немного поторопился. Надо было с самого начала повести себя с этой девчонкой по-другому. Но кто же знал, что она настолько сильно привязана к отцу, что буквально возненавидела отчима и мать! И все равно надо было действовать тоньше, осторожнее.

Как бы то ни было, княжна Владислава сбежала, и первые поиски не дали результатов. Михаил Чарович воспользовался телеграфом, разослал нарочных с подробным описанием внешности беглянки. К сожалению, он плохо запомнил приметы того человека, с которым она могла убежать, и пока еще никаких известий не поступало. Князь лучше кого бы то ни было понимал, что каждый день уменьшает его шансы добиться поставленной много лет назад цели. Если к определенному сроку Владислава не будет найдена, дело всей его жизни пойдет прахом.

И поэтому он нарочно задержался в кабинете под тем предлогом, что ему было надо привести в порядок расстроившиеся за время их речного круиза дела. Утомленная дорогой, Елена уснула быстро. Сон ее был беспокоен, но глубок. То, что надо для задуманного…

Князь еще раз взглянул на жену. Эта женщина ради него бросила мужа, она носила его ребенка, но не она владела его сердцем. Ему нужна была Владислава, и князь Михаил готов был на все, чтобы ее вернуть.

Наклонившись над спящей, он осторожно извлек из кармана маленький ножичек и, примерившись, срезал у женщины прядь волос. Потом тихо, на цыпочках, направился прочь. То, что он собирался предпринять, представляло опасность для жизни княгини, но ради возвращения девушки Михаил Чарович мог рискнуть чужой жизнью.

Зажав прядь в кулаке, он направился на первый этаж, тихо спустился по черной лестнице до полуподвальной людской, но вывернул не влево, а направо, к кладовым. Там в тени под лестницей была скрыта маленькая дверца. Домочадцы и слуги были убеждены, что это все, что осталось от подземного хода, уводившего к оврагам. Рассказывали даже легенду, что этим ходом воспользовалась прабабка князя, княгиня Феодора Чарович, убегая с младенцем на руках от ворвавшихся в дом мародеров. Ей удалось спастись и отсидеться в оврагах, а сунувшиеся следом враги не смогли найти выход из-под земли, да так все и погибли. Самих оврагов давно нет — там лет тридцать назад разбили городской парк. Ход завалили, так что дверь вела в никуда.

На самом деле за дверью обнаружился маленький коридор, который заканчивался еще одной дверью. И уже за нею, под землей, князя Михаила ждало то, что для него пока было дороже любых сокровищ — его лаборатория.

Действовать приходилось на ощупь, одной рукой — во второй были зажаты локоны княгини Елены. Но он до того наловчился зажигать спички без посторонней помощи, до того досконально знал, где что лежит, что не прошло и двух минут, как на столе в центре комнаты загорелась свеча, озаряя стол, начертанную на полу пентаграмму и несколько открытых шкафов, стоявших вдоль стен. На их полках теснились книги, стеклянные сосуды всех форм и размеров, шкатулки, свертки, пучки трав и перьев, холщовые мешочки, простые коробочки и ящички. На некоторых красовались аккуратные бирки, другие были ничем не помечены.

Не разжимая кулака, князь Михаил полез проверять все шкатулки одну за другой. Пришлось повозиться; некоторые были заперты на замочки, которые не так-то просто отпереть одной рукой. Наконец он нашел то, что искал. Из одной шкатулки извлек и, развернув закутывающую его тряпицу, поставил на стол череп ребенка, еще не имевшего молочных зубов, а из другой — свечу темно-красного воска. Вставив свечу в продолбленное на месте родничка[5]отверстие, с третьей попытки зажег спичку, запалил фитиль.

Огонек разгорался медленно, неохотно. Наконец пламя взметнулось, затрепетало. Темно-красный воск потек неровными каплями. Запахло горелой кровью. Пока огонь разгорался, князь Михаил налил в плошку воды, поставил рядом и, взяв щипцами локон княгини Елены, поднес его к пламени. Волосы от жара стали закручиваться, сгорая и усиливая едкий запах, а князь быстрым шепотом промолвил:

Волос — к волосу,

Голос — к голосу.

Части — к целому.

Дитя — к матери.

Как горят власа — краса девичья,

Так тебе гореть до утра с вечера.

Как истлеть власам — так…

— Черт!