Зверь - Константин Костин

— Хм, смотрите, братцы! За той горой, — я махнул рукой в сторону горизонта. — База террористов, которую мы уничтожили. Если идти не по дороге, а напрямик, по горам, это около сорока километров.

— И что?

— А то, что там осталось несколько машин. На них и вернемся.

— Идея, в целом, не дурна, — согласился Лешка. — Но как же зверь?

— Зверь? — снова вклинилась журналистка. — Какой зверь?

— Да погоди ты, — отмахнулся от нее я. — Насколько я понял, он нападает только ночью. Значит, нам надо успеть до темна.

— Ха, всего-то! — усмехнулся снайпер, посмотрев на часы. — Не успеем.

— Конечно, не успеем, — согласился я. — Если будем дальше воду в ступе толочь. Или мы что-то делаем, или остаемся здесь и надеемся, что кто-то тут появиться. Надежда на это слабая.

— Ну вы и спасатели, — покачала головой девчонка.

Ее уже никто не слушал.

— Короче, бойцы, — решительно произнес я. — Слушай мою команду: aufges… в смысле, im Gleichschritt marsch!

Поделив ношу на примерно равные части, мы начали пеший переход. Саблю, память о везунчике, я тоже взял с собой. Глядишь, и пригодиться.

Отойдя на приличное расстояние, мы услышали еще два взрыва — громыхнули баки бронетранспортеров. Отличные, все же, были машины. Оставляя за спиной разбитую спасательную экспедицию НАТО, два черных столба дыма, мы двигались к торчащей на горизонте горе. Одинокой горе. Только у Толкиена путь "обратно" был намного приятнее пути "туда". У нас же получалось с точностью до наоборот.

По горам побродить мне пришлось немало. Справедливости ради стоит отметить, что большая часть этих гор находилась отнюдь не в Союзе. Но по скалам Афганистана, Непала, Аргентины, Кении и Китая истоптал я не одну пару сапог. Пожалуй, не так уж и много осталось мест в мире, куда меня не бросала судьба. Что поделать, есть такая профессия — Родину защищать.

И во всех горах меня удивлял один и тот же парадокс — пока не приходится карабкаться на скалы, подъем не ощущается. Нет, не так выразился. Подъем незаметен. Да, реки, ручьи текут навстречу движения, да, гильзы скатываются, бренча, куда-то за спину, но подъем незаметен, пока, внезапно, не понимаешь что чертовски устал. А, кажется — с чего бы, ведь прошел всего ничего. И лишь оглянувшись назад, застыв в удивлении, поняв, на какую успел подняться высоту, и в восхищении от открывшегося вида, осознаешь, что успел намотать не один десяток метров над уровнем моря. И вот здесь подъем и ощущается и чувствуется.

Кавказские горы в этом отношении исключением не были. Первой выдохлась, как и следовало ожидать, Даша. И это — несмотря на то, что всю поклажу несли мы впятером! Впрочем, женщина в горах… чего еще ожидать? Девчонка, глубоко дыша, остановилась, обвалившись на дерево.

— Все, я больше не могу, — заявила она.

— Надо, — отрезал я. — Надо, Даша. Считай, что я присвоил тебе звание рядового, а "надо" — это приказ.

— Но я не могу больше! — повторила журналистка, оборачиваясь.

На короткий миг она застыла с раскрытым ротиком, глазея на спуск. Или подъем — смотря с какой стороны посмотреть. И, наконец, вымолвила:

— Какая красота!

Долина, в которой мы оставили полтора десятка трупов, уничтожив при этом несколько единиц техники, в лучах заходящего солнца, и в самом деле смотрелась совершенно потрясающе. Но это еще не повод останавливаться. Я вот, например, считаю, что мое тело, без новых дырок и со всеми своими частями, сидящее в гостиной перед телевизором в компании жены и дочери — самое потрясающее зрелище. И, чтобы это желание осуществилось, следовало поторапливаться.

Потому как солнце уже садилось, а по ночам, в этом не оставалось никаких сомнений, в этих местах и в самом деле творились совершенно дьявольские вещи, не объяснимые с багажом знаний отставного майора очень нужных войск.

— Давай, помогу, — сухо произнес Калач предлагая Сохновской опереться на его локоть.

Пигалица с радостью приняла помощь, буквально повиснув на руке сержанта. На лице боксера сразу появилась блаженная улыбка. Остальные, конечно, тоже чувствовали усталость, но вида не подавали. Орлы! Орлы, которым надо торопиться, чтобы не быть прирезанными, словно цыплята. Мищенко вообще умудрялся курить на ходу свою трубку. Ну, сало кончилось, горилки и не было — должны же быть у человека хоть какие-то радости в жизни.

— Все, привал, — приказал я, примерно еще через час пути.

Упираться дальше было бессмысленно. Во-первых, горы уже накрыла ночь, выкатив на небосклон колесо своего светила, а, во-вторых, обессилить настолько, чтобы просто упасть, и дать неведомому зверю сожрать себя… крайне глупо. Проще сразу уж пустить себе пулю в лоб — эффект тот же, только мучений меньше.

Распаковав пластиковые упаковки ИРП, мы молча поужинали. Лишь Лешка с Дашей о чем-то тихо переговаривались.

— Воркуют, голубки, — заметил Тарас.

И нарвался тем самым на первое дежурство. В компании с Наилем. Одного часового зверь, или кто еще, сможет убрать бесшумно, а с двумя еще повозиться придется. Тихо прикончить пару дозорных точно не удастся. Проснуться в желудке волка никому не улыбалось, так что усиление нарядов, в ущерб сна, все встретили безропотно. Я расположился между двух камней, пододвинул к себе автомат, и скомандовал:

— Все, от…

Закончить мне не дал длинный, протяжный вой, прозвучавший пугающе близко. Возможно, мне показалось, возможно, у всех волков голоса одинаковые, но я узнал этот вой. Именно он прозвучал после того, как Булат закончил свою байку про "эсэсовского оборотня". Так или иначе, но волосы зашевелились не только на заднице, но и на спине, затронув позвоночник могильным холодом.

Я действовал абсолютно автоматически, не отдавая себе никакого отчета в движениях. Организм, натренированный десятком лет практики, сам принимал решения, и, как оказалось, вполне правильные. Быстрее, чем я успел что-то подумать, я осознал, что занял стойку для стрельбы "с колена", ТКБ-0239 снят с предохранителя, палец лежит на спусковом крючке, а оружие направлено в ту сторону, откуда и донесся вой. Остальные бойцы заняли позиции рядом, ощетинившись стволами, как дикобраз иглами.

Едва слышно хрустнула ветка. Еще одна.

— Он здесь, — прошептал Сафин.

Но это я и без него понял, почувствовав на себе взгляд, который уже однажды пришлось испытать на себе, когда мы с Калачом дежурили пару ночей тому назад. Взгляд голодного зверя. Но на этот раз он пришел не чтобы попугать нас, или посмотреть, кто же вторгся в его владения. Он пришел, чтобы забрать с собой чью-то жизнь, и теперь, оставаясь невидимым в темноте, мог спокойно, не спеша решить, кого он хочет этой ночью. Первым не выдержал казак.

— Выкуси, зверюга клята! — прорычал он, дернув крючок "Калаша".