Золотая маска - Кэрол Мортимер

Только этого не хватало! Доминику совсем не хотелось среди ночи успокаивать плачущую женщину. Или, как обычно бывает в таких случаях, угадывать, что послужило причиной ее слез. Что могло довести до слез храбрую, дерзкую Каро? Может быть, оставшись одна, она наконец осознала степень опасности, о которой он ее предупреждал?

Как бы там ни было, когда он представил себе испуганную, плачущую Каро, ему почему-то стало не по себе…

Он сразу понял, что она действительно плакала. Войдя в библиотеку, он сразу обратил внимание на ее бледное, заплаканное лицо. Каро свернулась калачиком в мягком кресле у камина и сладко спала; книга, которую она читала, лежала открытой у ее колен.

Без дерзкого блеска в глазах и гневного румянца на щеках она показалась ему невероятно юной и хрупкой. Доминик невольно удивился. Как ей удалось прожить в Лондоне целую неделю и не стать жертвой какого-нибудь мошенника, а то и похуже?

Правда, он сомневался в том, что Каро стала бы чьей бы то ни было жертвой без боя. Похоже, она не привыкла к покорности и подчинению! И все же ей просто не хватит физических сил, чтобы сопротивляться хищнику мужского пола, а молодость и отсутствие покровителей делают ее легкой добычей для представителей преступного мира, которых так много в больших городах… За то, что Каро Мортон прожила целую неделю в Лондоне в относительной безопасности, следует благодарить Дрю Батлера.

Если Доминику и требовалось подтверждение, что он поступил правильно, взяв Каро под свое покровительство, он получил его несколько часов назад, когда нанес визит Николасу Брауну в его доме в Чипсайде.

Побочный сын титулованного джентльмена и какой-то давно забытой проститутки, Браун, хотя внешне и служил воплощением респектабельности, вырос на улице и был крепок и закален, как любой обитатель лондонского дна. Благодаря своей уличной закалке он и сколотил себе состояние. Браун ловко пользовался слабостями и пороками многих представителей высшего общества. Ему при над лежали три игорных клуба, из которых «У Ника» считался самым фешенебельным.

Через несколько минут после того, как Доминик позвонил в дверь дома Брауна, бывший владелец клуба «У Ника» предложил леди в маске выступать в других его клубах — до тех пор, пока «У Ника» не отремонтируют. Доминик не колеблясь отклонил предложение от имени Каро.

Он любовался ее невинным личиком, чувствуя, как внутри его все переворачивается. Подумать только, она выставляла себя напоказ перед порочными юнцами и сомнительными типами — завсегдатаями заведений Брауна! Ему стало страшно. Обладая большими связями в лондонском преступном мире, Браун уже наверняка знает, что молодая женщина, которая поселилась у Доминика под видом его бедной родственницы, и есть таинственная леди в маске…

Ни словом, ни делом Браун не выдал своих познаний, но то, что он отрицал всякую связь с недавним нападением и даже присовокупил, будто понятия не имел о нападении на Натаниэля Торна, когда Доминик напрямую спросил его об этом, было само по себе подозрительным. Обычно Браун гордился своей осведомленностью по любому поводу.

Доминик вспомнил свой армейский опыт и решил временно отступить и разработать новый план нападения.

Но сначала необходимо позаботиться о том, чтобы Каро благополучно добралась до постели…

Выражение его лица смягчилось; он осторожно снял с ее колен книгу и положил на столик, а затем, наклонившись, бережно подхватил ее на руки. Она не проснулась, лишь с легким вздохом обвила его шею руками и положила голову ему на плечо.

Несмотря на то что за ужином Каро дала волю своему аппетиту, она оказалась легкой как перышко. Доминик без всякого труда отнес ее наверх, в спальню. В камине горел огонь, а на прикроватном столике стояла зажженная свеча.

Доминик бережно положил ее на одеяло, однако выпрямиться ему не удалось — она по-прежнему обнимала его за шею.

— Каро, выпустите меня, — тихо попросил он.

В ответ она лишь крепче обняла его. Чтобы не причинить ей неудобства, Доминику пришлось присесть на край кровати.

Пришлось разбудить ее — иначе он вынужден был бы до утра просидеть в крайне неудобной позе. Он улыбнулся, представив, как возмутится Каро, когда поймет, что он отнес ее в спальню на руках. Соблазн остаться с ней был велик, но Доминику не хотелось еще больше запутывать собственное положение. И все же его так и подмывало сбросить сапоги, лечь рядом с ней и замереть, положив голову ей на грудь!

— Каро, проснитесь! — ворчливо произнес он.

Ее чистый лоб прорезала едва заметная морщина; она мило наморщила носик и медленно раскрыла заспанные глаза цвета морской волны:

— Доминик?

Он насмешливо поднял брови:

— А вы ожидали увидеть кого-то другого?

Каро нахмурилась. Судя по горящим свечам и по тому, что в доме очень тихо, сейчас, наверное, уже глубокая ночь… Что делает Доминик в ее спальне? Более того, как она сама очутилась у себя, наверху? Последнее, что запомнилось, — она сидела у камина в библиотеке и читала книгу…

Доминик поспешил развеять ее сомнения:

— Вы заснули, и я отнес вас в кровать.

Возможно, но… что он до сих пор делает в ее комнате? И почему она так крепко обнимает его за шею, а его лицо так близко?

Она медленно разомкнула объятия, хотя не убрала руки с его плеч.

— Вы… очень добры ко мне.

Он натянуто улыбнулся:

— По-моему, мы с вами уже поняли, что доброта не мое главное достоинство.

Каро не согласилась с ним. Раз за разом Доминик выручал ее из опасностей, о существовании которых она даже не подозревала, когда убежала из Гэмпшира и предвкушала, как ей казалось, чудесных приключений!

Она бежала, бросив сестер и знакомую, привычную жизнь…

Правда, родной дом сразу напомнил о себе, когда Каро увидела в парке девушку, похожую на Элизабет. И пусть на самом деле она видела вовсе не свою младшую сестру, знакомые черты, а позже шахматная партия с Домиником породили в ней тоску по дому. Оставшись одна, Каро загрустила и по родительскому дому, и по самым близким людям.

Увидев, как омрачилось ее выразительное личико, Доминик нахмурился.

— Симпсон предположил, что вы… были чем-то расстроены, пока меня не было?

Она наконец отстранилась от него и отбросила со лба несколько непокорных локонов. Грусть сменилась привычным для него дерзким выражением:

— Уверяю вас, мое расстройство не было вызвано вашим отсутствием!

— Тогда чем же оно было вызвано? — Доминик немного успокоился, увидев обычную, уже ставшую привычной Каро.

Она показалась ему не столько расстроенной, сколько разгневанной, когда запальчиво спросила:

— Неужели для грусти непременно должна быть какая-то причина?

Да. Определенно! Доминик сомневался, что Каро принадлежит к числу женщин, которые плачут беспрестанно и беспричинно. Только гордость не позволяет ей открыть ему причину своих слез.