Легаты печатей - Андрей Валентинов

Мерная капель разбудила меня в начале третьего. Несколько секунд я бессмысленно глядела на зеленоватый циферблат стареньких, еще до катастрофы склепанных, часов (хорошо идут, причем сами – ни часовой-домовой не нужен, ни отвертка, дабы оного злыдня пугать!), пытаясь понять: отчего в феврале пошел дождь? Но затем ни с чем не сравнимый запах сырой штукатурки заставил проснуться окончательно. Все еще не веря, я накинула халат, включила свет в коридоре…

Батюшки светы!

Вот уж поистине – «батюшки»! Даже в полузабытом столичном общежитии, где потолки были расцвечены на зависть Пикассо и Белютину, такого не увидишь!

С потолка не просто капало – лило. По красному линолеуму бодро расползались лужи, среди которых белели кусочки рухнувшей штукатурки, а сверху продолжался водяной десант, с каждой секундой становясь гуще, основательней…

Через мгновение, вспомнив давний опыт, я догадалась, что виной всему основной стояк, причем рванула именно горячая вода, от которой поистине нет защиты, и нужно немедленно что-то делать, потому как…

И вдруг я поняла, что делать мне ничего не хочется. С минуту я пыталась сообразить, что это со мной, и откуда сей приступ мазохизма, и тут до меня начало доходить…

Бодро хлюпая по лужам, я прошла на кухню и воззрилась на иконостас. Так-так, голубчики! Не уследили, значит? А ведь такого быть не может. Не должно! Но ведь случилось!

Манок-оберег – старая вьетнамская деревянная вазочка, свежезаговоренная две недели назад по всем правилам, с мукой и постным маслом – смотрелся еще глупее, чем обычно. И это шаманство – побоку!

Под веселый шум капели я отыскала в початой колоде одноразовую иконку Николы Мокрого, сверилась с печатной инструкцией и зажгла конфорку-«алтарку». Ну-с, ставим опыт. Как бишь там напечатано? «Святой Никола Мокрый, спаси и оборони, от потопления, от потопа, от порчи водяной…»Просвира обуглилась, образок, как ему и положено, принялся темнеть. Я взглянула на часы…

Через полчаса стало ясно – не работает. Потоп продолжался, штукатурка большими кусками падала на пол, обнажая желтую глину обмазки, а Никола на иконке прятал глаза, явно стыдясь происходящего. Мокрое пятно на потолке расширилось, первые капли упали на иконостас. И внезапно я поняла, что переживаю, может быть, одну из самых счастливых минут за последние годы.

Не работает! Бог с ним, с недавним ремонтом, с испорченной побелкой и неизбежным нашествием штукатуров. Не работает! Иконочки-булочки-конфорочки – то, что все эти годы доводило до бешенства, не даваясь пониманию, сбивало с толку, заставляя чуть ли не сходить с ума. Не работает! Значит, прокол, значит, в этой нелепой, не поддающейся логике системе случился сбой, а это хорошо, это очень хорошо!

Я представила себе физиономию Евсеича – нашего домового Тех-ника. Если не ошибаюсь, пару дней назад он намекал, что за беспорочный труд неплохо бы с него, хорошего да пригожего, судимость снять. Интересно, что он сейчас запоет?

Полюбовавшись еще с минуту зрелищем, которое до меня видел, вероятно, лишь Ной со своими подельщиками, я решительно двинулась к телефону. Опыт поставлен, пора и квартиру спасать. Кажется, Евсеич не только Тех-ник, но и водопроводчик. Пусть побегает, а то я ему напомню, что такое «условно-досрочное»! Я сняла трубку, заранее предвкушая, как «господин Тех-ник высшего разряда» дернется от ночного звонка, поднесла ее к уху…

Телефон молчал.

Молчал глухо, мертво.

Все еще не веря, я положила трубку на место, вновь подняла…

Молчит.

И тут я почувствовала, как хорошее настроение начинает улетучиваться, сменяясь растерянностью. Шутки – шутками, но мой телефон отключить нельзя. У него и проводов нет, так что даже из гнезда не вырвешь. А здорово получается: у старшего следователя прокуратуры лопается стояк, отключается телефонная связь… Что дальше? Погаснет электричество? Пистолет заржавеет? Да что же это творится, в конце-то концов?

Я вздохнула, перекрестилась на Троеручицу (настоящую, не из здешней лавки), и принялась одеваться, благо идти недалеко – в соседний подъезд. Если «господин Тех-ник» не приведет все в божеский вид к утру, я ему не только условно-досрочное припомню! Он как-то хвастал (после второй рюмки «олдевки»), что любой стояк усмирит с помощью веревки о семи узелках. Вот пусть и попробует! Узелочки-веревочки, конфетки-бараночки! Но ведь как интересно получается! Жаль, объяснить некому.

Не в городскую же епархию обращаться!

* * *

На работу я пришла злая, как черт (еще бы – второе подряд воскресенье делают рабочим днем… мироеды!). Рыкнула на недотепу-практиканта, сунувшегося ко мне со своими бумажками, и, с грохотом захлопнув дверь кабинета, бухнулась в кресло. Видеть никого не хотелось, работать – тем более, а уж отвечать на телефонные звонки…

Дзинь!

Я покосилась на проклятую трубку, мысленно желая звонившему всех благ и ревматизм впридачу, но дурак-аппарат и не думал униматься.

Дзинь! Дзинь! Дзи-и-инь!

Я вздохнула, помянув царя Давида и всю кротость его; взяла трубку.

– Гизело?

Так и знала! Ревенко, начальник следственного, чтоб его!

– Гизело! Какого черта у тебя там происходит?

Первая мысль была о стояке, что явно свидетельствовало о хроническом недосыпе. Нет, дело, конечно, не в ночном потопе…

– Алло, Гизело!..

– Слышу, – наконец отозвалась я. – Где происходит?

– Где? – заклокотало в трубке. – Еще спрашиваешь?! По делу Молитвина! Какого черта ты натравила архаров?

– На кого?!

Наверное, мой вопрос явился последней каплей, потому что в трубке зашипело, булькнуло…

– Немедленно ко мне! Тут такое… Слышишь? Бери все бумаги и дуй ко мне! Немедленно…

Не люблю я его. Не скажу, что Ревенко такой уж плохой мужик – получше многих, но слишком любит орать. Десять лет в военной прокуратуре дают о себе знать. Иногда, когда особенно надоедало, я начинала орать в ответ. Последний раз мы устроили взаимный ор в сентябре.

Подействовало – но только на полгода…

2

– Читай!

Вид у Ревенко оказался столь неадекватным, что я сразу подобрела. Не то, чтобы слишком – все-таки ему бы не грех быть повежливей, но в данном случае, если судить по синякам под глазами и небритому подбородку, дело и вправду пахло жареным. При всех своих недостатках Ревенко, если не случилось что-то чрезвычайное, бреется регулярно. Все-таки бывший вояка.

Взгляд исподтишка…

Что-то в этом мужлане все-таки есть. Однажды, в первый год службы в нашем желтом здании, я чуть с ним не переспала. Просто так – с зеленой тоски. Почудилось, что рядом со мной – все-таки мужик, несмотря на красный пропитой анфас и привычку этажить речь. Но в последний миг поняла – что-то не так. Вся его лихость – просто маска. А с тем, кто за этой маской, иметь дело не хотелось. Как в том анекдоте – раз переспит, а потом год будет упрашивать, дабы жене не рассказала.