Леди и Лев - Синтия Кирк

– А мне казалось, что они поют недостаточно чисто, чтобы удовлетворить высокие требования семейства Грейнджер, – шепнул Дилан ей в ответ.

Она улыбнулась.

До этого момента он видел Шарлотту оживленной, только когда она говорила о династии Рамсесов или когда занималась экспертизой художественной росписи папирусных свитков. Эта женщина провела большую часть своей жизни в Египте и обожала все, с ним связанное. Нельзя сказать, что он не понимал подобной одержимости, но в жизни есть и другие удовольствия, кроме мумий и жуков-скарабеев. Может быть, ее покойный муж не решился объяснить ей это?

Дилан попытался припомнить подробности своей единственной встречи с Йеном Фэрчайлдом. Если говорить честно, воспоминание была окрашено в мрачные тона. Йен Фэрчайлд был в отвратительном настроении, ведь Дилан привез его жену в лагерь в бессознательном состоянии. Тем не менее парень показался ему довольно ограниченным, из того сорта людей, которых не заботит, как проводят время их жены. Больше всего его удивляло, почему вообще Шарлотта вышла за Йена Фэрчайлда. Неужели она действительно влюбилась в него без памяти? Как пустынный ураган, по словам ее матери. Если это так, то почему каждый раз, когда она вспоминала Йена, в ее словах слышалось раскаяние? Казалось, единственное чувство, которое ее связывает с покойным мужем, – это угрызения совести.

Дилан выпрямился, стараясь понять, что же происходит в финале первого действия. Ему хотелось верить, что она не любила своего мужа, по крайней мере не любила его как женщина. Правда, в которой он сам себе не желал признаваться, была такова, что он ревновал ее к Йену Фэрчайлду. Ревновал, что тот разделял с Шарлоттой ложе. Это терзало его даже больше, чем то, что Шарлотта так упорно, можно даже сказать мелодраматически, скорбит о смерти мужа.

Любая из знакомых Дилану женщин наверняка в этом случае пролила бы две-три крокодиловых слезинки, выпила бы стакан вина и посчитала бы, что тем самым выполнила свои скорбные обязанности. Он усмехнулся. Жалость к себе никогда не была ему свойственна, и он не позволит себе раскисать.

Ему нравилась Шарлотта Фэрчайлд. Это была интеллигентная, роскошная, пленительная женщина. Они проработали бок о бок все эти пять недель. Странно, конечно, что она занимает столько места в его мыслях. Из-за нее он отвлекается от подготовки выставки по Долине Амона. Но совершенно ясно, что ей тоже надо отвлечься.

Два дня назад сэр Томас как вихрь ворвался в галереи музея. Увидев Шарлотту, он тут же принялся обвинять ее в смерти мужа. Дилану просто повезло, что как раз сейчас его любимые Гилберт и Салливан ставятся на сцене Новой королевской оперетты. Веселая интрига, которую разыгрывали перед ними начинающий пират Фредерик, дочки генерала Стенли и хитрая служанка пиратов Руфь, – именно то лекарство, которое способно поднять настроение и заставить смотреть на окружающий мир не так мрачно. Как бы в подтверждение его мыслей, артисты на сцене принялись отплясывать комический танец. Король пиратов размахивал огромным флагом, на котором ухмылялся Веселый Роджер. Хор исполнял куплеты про некоего «доктора богословия». Наконец прозвучал звонок к спуску занавеса, который был еле слышен из-за криков «бис» и восторженных аплодисментов.

Когда в зале уже зажигались огни, леди Маргарет крикнула:

– Браво!

– Это восхитительно, – сказала Кэтрин, которая в вышитой светлой блузке и темной юбке была похожа на школьницу. – Особенно мне понравилось, как они высмеяли чрезмерную женскую скромность.

– Да, в самом деле, – искренне согласился с ней Дилан. Леди Маргарет поднялась, разглаживая складки на своем модном голубом платье.

– Я много лет не была в оперетте. Думаю, нам стоит чаще ходить на постановки Гилберта и Салливана. – Она взяла Дилана за локоть. – Хочу снова поблагодарить вас за то, что вы доставили нам такое редкостное удовольствие.

– Мама, можно я сбегаю вниз, куплю лимонный лед? – Майкл уже раскачивал открытую дверь их ложи.

– Только не опоздай к началу второго акта. Мальчик помчался вниз.

– Кэтрин, мне кажется, нам тоже нужно выйти на несколько минут. – Леди Маргарет указала дочери на ближайшую к сцене ложу.

Там в одиночестве сидел пожилой мужчина с роскошными усами, как у моржа. Его руки были сложены на животе, а голова свесилась вниз. Было ясно, что он продремал весь первый акт.

Дилан рассмеялся:

– Вероятно, этот джентльмен не относится к числу поклонников Гилберта и Салливана. Хотя странно, что последний хор его не разбудил.

– Что ж, Кэтрин, думаю, в моих силах разбудить его, – заявила леди Маргарет. – Это удача, что лорд Гамильтон сегодня здесь. Он упорно отказывается встречаться с нами, чтобы обсудить вопрос об избирательном праве для женщин. А сейчас он здесь один, так что у нас есть прекрасная возможность продвинуть вперед наше дело.

Кэтрин поднялась со своего места.

– Пошли скорее, мама. Мы не должны терять времени, а то лорд Гамильтон придет в себя и станет упрямым, как обычно.

– Леди, вы уверены, что хотите этого? – Дилан встал в дверях. – Я хочу сказать, что не против политических дебатов, но мне кажется, что в театре…

– Политические дебаты могут происходить в любом месте, где попирается справедливость. – Леди Маргарет постучала его по плечу веером. – Прошу вас, отойдите в сторону, молодой человек.

Вопреки собственному рассудку Дилан выпустил двух леди Грейнджер из ложи. Затем вернулся к Шарлотте, которая изучала программку.

– Вы не боитесь, что они устроят сцену?

– Может быть, – немного подумав, ответила она. – Это зависит от того, насколько несговорчив будет лорд Гамильтон.

– Что вы имеете в виду?

– Если лорд Гамильтон откажется слушать их заявления по поводу избирательных прав для женщин, тогда они начнут горячиться и произносить речи. – Шарлотта взглянула на дремлющего лорда Гамильтона. – Не думаю, что они отважатся на что-нибудь большее. Они пришли в театр неподготовленные. По крайней мере я не заметила, чтобы мама или Кэтрин взяли с собой чернильницу.

– Чернильницу? Зачем?

– Иногда они рисуют на стенах и дверях надписи «Избирательные права для женщин». Иногда попадает немного чернил и на людей.

– Но не в театре, безусловно.

– О, конечно. В «Савое» маму не пускают даже в вестибюль.

Он сел обратно в кресло, хмыкнув:

– Мне кажется, вам следовало бы предупредить меня об этом раньше. До того, как я привел ваше семейство в театр.

Шарлотта рассмеялась:

– Я просто не могу поверить, что вы тот самый Дилан Пирс, которого исключили из Кембриджа за азартные игры.

– Мне было тогда всего девятнадцать лет. Вряд ли можно ожидать от девятнадцатилетнего юнца зрелости и респектабельности.

– А Кэтрин как раз недавно исполнилось девятнадцать.