Везде как дома. Как мы продали жилье, изменили свою жизнь и увидели мир - Линн Мартин

Однокомнатная квартира была совсем небольшой, но чистой и стильно оформленной. Интернет здесь работал прекрасно, благодаря большим окнам в комнате и кухне было много света. Через дорогу, рядом с роскошным жилищем элегантной кашемировой леди, стоял классический французский трехэтажный дом, но было в нем кое-что модерновое и странное. Энди рассказала, что один знаменитый авангардный архитектор убедил хозяина дома проявить неординарность и заключить весь дом в стеклянный саркофаг. Получилось необычно, но очень красиво. Мы каждый день обсуждали этот дом, стараясь понять замысел архитектора, и из окна наблюдали, как жильцы странного дома выходят и входят. В одной из квартир жила французская семья, все члены которой выглядели как кинозвезды и ездили на больших дорогих машинах, а вот в квартире у них был полнейший беспорядок. Да, опять мы подсматриваем за жизнью соседей, как уже делали в Буэнос-Айресе.

Мы жили в пятнадцатом аррондисмане – тихом районе, где было все, что нужно: бистро, сырные, винные и мясные магазинчики, рядом несколько станций метро, а фермерский рынок дважды в неделю растягивался почти на шесть кварталов. Здесь мы оказались среди настоящих местных жителей, ведь туристы предпочитают более модные районы города. Мы даже ночью еле засыпали – так нас переполняла радость от того, что мы нашли такое отличное место!

Париж разделен на двадцать районов-аррондисманов: первый – это самый центр, а остальные разбегаются от него по спирали против часовой стрелки, в сторону пригородов. Мы оказались во втором круге, или в нескольких остановках метро от центра. Наши соседи относились к нам вполне гуманно, хотя мы практически не могли с ними объясниться.

Во Франции говорят по-английски многие, но далеко не все, поэтому мы выучили фразу «Pardonnez-moi, Je ne parle pas français» («Простите, я не говорю по-французски»). Произнесенная извиняющимся тоном и с искренней улыбкой, эта фраза обычно обезоруживает любого собеседника, и он начинает пытаться что-то ответить нам по-английски или на древнем языке жестов. Я почти уверена, что они воспринимали нашу единственную фразу на французском примерно так: «Простите, мы не говорим по-французски, потому что приехали из страны, где у людей хватает ума выучить лишь собственный язык». Поэтому я всегда страшно благодарна всем, кто все же старается нам помочь.

В нашем доме кроме нас был лишь один жилец – мадам Фанни Акуар Генсоллен, художник по керамике, державшая свою печь для обжига в подвале рядом с прачечной. В коридоре, который вел туда, был установлен светильник с таймером, какие европейцы часто используют в коридорах и общественных туалетах ради экономии электричества. Мы сразу вспомнили аналогичное дьявольское устройство в нашем доме в Буэнос-Айресе. Здесь можно было включить свет в коридоре, выйдя из лифта, но если ты не успевал дойти до прачечной и включить свет там, ты оказывался в полной темноте. Приходилось пробираться к выключателю, теряя по пути носки и белье и стараясь не свалиться в дыру рядом с печью. Настоящая полоса препятствий!

Мы вспоминали Аргентину не только в связи с автоматическим выключателем, ведь Буэнос-Айрес – это и правда южноамериканский Париж. Города так похожи, что несколько первых дней в Париже мы все думали: не оказались ли мы каким-то образом снова в южном полушарии? Как-то раз я повернула за угол, увидела уходящую вдаль улицу с пышными деревьями и прекрасными типичными французскими домами и остановилась в ужасе:

– Боже мой, – сказала я Тиму. – Посмотри на эту улицу… На секунду я вдруг подумала, что вернулась в Буэнос-Айрес.

– У меня такое же чувство, и я все жду, что все начнут отвечать «нет» на каждый мой вопрос!

Но через несколько дней мы поняли, что люди здесь относятся к нам вполне любезно, и страхи прошли. Теперь мы были в настоящем Париже!

* * *

В то самое первое утро Энди быстро исчезла, пообещав не терять с нами связи, а мы принялись за наши обычные дела первого дня в новом городе, включая прогулку по окрестностям. Мы изучили меню соседних ресторанчиков, которые здесь всегда вывешивают снаружи, и очень обрадовались, обнаружив такое кулинарное многообразие рядом с домом. У нас даже слюнки потекли, когда мы стали рассматривать витрины, полные шоколада и выпечки, роскошных, как ювелирные украшения. Заметили мы и супермаркет Carrefour (это международная сеть, у них есть магазины, кажется, по всему свету). Аптека тоже оказалась рядом, и станция метро быстро нашлась. В общем, новая жизнь началась.

«Ах!» – воскликнули мы, когда заметили небольшой кинотеатр всего в нескольких кварталах от дома. Мы были в восторге, наткнувшись на магазинчик, где продавали утку во всех видах, утиный паштет – свежий или в жестяных и стеклянных банках, с разными специями и добавками, о каких только можно мечтать. Рядом был великолепный магазин сыров, а следом пекарня, весь день распространявшая аромат свежего хлеба. Как же прекрасно мы проведем здесь несколько недель! При этом мы понимали, что должны будем ходить километров по шестьдесят каждый день, чтобы не набрать вес.

Для первого обеда мы выбрали идеально французское бистро на углу. Стены здесь были отделаны темным деревом, барная стойка по традиции цинковая, а официанты носили длинные передники. Гости за столами обедали часа по два и вели негромкие разговоры. Это место стало одним из наших любимых, и в частности потому, что здесь я увидела, как Тим, раньше и на дух не переносивший печень и паштеты, вдруг открыл для себя это лакомство! Это почти как наблюдать за кем-то, кто вдруг влюбился. Конечно, здесь подавали совсем не обычную печень, какую можно купить в супермаркете, а настоящий деликатес: домашний, сделанный вручную паштет из гусиной печени, ароматный, мягкий, со всем многообразием вкусов. Его подавали с идеально поджаренными тостами. Совершенно невозможно устоять! Если бы теперь Тим захотел избавиться от нового гастрономического пристрастия, ему понадобилась бы какая-нибудь жесткая программа типа «Двенадцати шагов». Дошло до того, что когда через несколько дней мы возвращались домой после целого дня, проведенного в музеях, Тим, отламывая горбушку только что купленного теплого багета, спросил: «Дорогая, ты уверена, что у нас дома достаточно паштета, или лучше зайти в магазин?»

В этот раз нам было особенно трудно не сбиться с обычного плана и выполнить все рутинные, но важные дела – очень уж хотелось скорее оказаться на Елисейских Полях или прогуляться в Люксембургском саду. Но мы знали, что все же сто́ит вначале распаковать вещи, разобраться в кухне и сделать все, что мы обычно делаем в первые дни, чтобы потом спокойно наслаждаться жизнью в этом прекрасном городе.

На второй день мы прошли мимо нашего африканского друга, и я поняла, что́ так восхитило Тима. Господин не спеша шел по улице, на этот раз в ярко-красном одеянии, со свежим выпуском Wall Street Journal, и выглядел вполне элегантно и даже царственно. Я с трудом сдерживалась, чтобы не захихикать и не обидеть необычного господина. Разумеется, я не над ним собиралась смеяться, а над несчастной газетой: она выглядела так печально на фоне его прекрасных шелковых брюк, развевающегося халата, фески в тон, из-за которой он казался чуть ли не двух метров ростом.