Самая темная чаща - Холли Блэк

– Можно тебя на минутку? – спросила Хэйзел, пробираясь к Джеку между толпящимися в коридоре ребятами.

Картер шутливо подтолкнул к ней брата:

– Иди же. Не томи девушку.

Хэйзел удивилась: чем она заслужила благосклонность Картера?

Джек выглядел немного смущенным.

– Да, конечно, на сколько угодно.

И они зашагали по коридору, подстраиваясь под походку друг друга. На Джеке был полосатый кардиган поверх потертой футболки с афропанковского фестиваля. В ушах поблескивали массивные серебряные колечки. Джек явно пытался удержать улыбку ради Хэйзел, но она совсем не вязалась с выражением его лица.

– Ты в порядке? – спросила девушка, крепче прижимая учебники к груди.

Он вздохнул:

– Просто не хочу, чтобы Картер в это ввязывался. Ты, наверное, уже слышала. Но если что, он ей ничего такого не делал.

Хэйзел начала было протестовать – она и сама это знала.

Он покачал головой:

– И я тоже. Клянусь, Хэйзел…

– Слушай, – перебила она. – Я знаю, что это не он. И не ты. Прошлой ночью я видела Аманду с рогатым мальчиком.

– Что? – Его брови поползли вверх: необходимость убеждать Хэйзел в невиновности Картера отпала сама собой. – Как?

– Я рассказала полиции, но не знаю, что это даст, – объяснила она. – Извини, что после такого прошу тебя об этом, но мне нужно знать, где Народец закатывает свой полнолунный пир. Ты мне поможешь?

– Ты об этом хотела со мной поговорить? – с прохладцей в голосе спросил Джек. – Вот почему ты меня остановила?

– Но мне правда нужно знать.

– Да, – тихо ответил он. – Я в курсе, где его устраивают.

Она не сдавалась:

– Ты на нем бывал?

– Хэйзел, – он предупреждающе возвысил голос.

– Пожалуйста, – попросила она. – Я в любом случае туда пойду.

Джек склонил голову, и Хэйзел снова подумала, что его черты совсем не такие, как у Картера: скулы выше, лицо более вытянутое. И, конечно, заостренные уши. Всего на мгновение – как тогда, когда он предупреждал их с Беном, – знакомое лицо стало чужим.

Хэйзел невольно подумала об истории Леони – о том, как Джек шепнул что-то Мэтту на ухо, и тот сам избил себя до крови.

– Мне пора в класс, – он пошел было прочь, но вдруг, явно устыдившись, обернулся к ней. – Прости меня.

Она схватила его за руку.

– Джек, – взмолилась она, – пожалуйста!

Он покачал головой, избегая смотреть ей в глаза.

– Ты знаешь, что у каждого полнолуния есть свое имя? Сейчас будет полнолуние Охотников, а в марте – полнолуние Червяков или полнолуние Ворона. В мае – Молочное полнолуние, в июле – Сенное. В феврале – Голодное, в конце октября – Кровавое. Миленькие названьица? Они тебе ни о чем не говорят, Хэйзел? Недостаточно предупреждают?

– Сколько раз ты там был? – шепотом спросила Хэйзел. Если миссис Гордон что-нибудь заподозрит, это точно разобьет ей сердце.

– Достаточно, – наконец ответил он сдавленным голосом.

– Я пойду с тобой, – сказала она. – Этой же ночью, в кровавую, охотничью – или какую там – луну, хоть в головорубительную, мне без разницы.

Джек покачал головой:

– Для тебя это небезопасно.

– Ты не слышал? Мне без разницы, – отрезала Хэйзел. – Кто-то меня использует, и мне нужно знать, кто и почему. К тому же тебе надо вернуть Картеру доброе имя. И себе тоже. Мы должны выяснить, что на самом деле происходит.

– Не проси меня об этом, – сухо ответил Джек.

Хэйзел задумалась: боялся ли он предать свою другую семью? Не был ли его Фэйрфолд совсем иным Фэйрфолдом – тем, который она не могла и представить?

– А я и не прошу, – заявила она так твердо, как только могла. – Я иду, даже если одна.

Он судорожно вздохнул и наконец кивнул.

– После школы. Я буду ждать тебя на детской площадке.

С этими словами он повернулся и побежал по коридору. Несколько случайных учеников, опоздавших на урок или бредущих в спортзал, отскочили от него, как от прокаженного.

Подменыши подобны рыбам, отпущенным обратно в водоем. Кукушатам, подброшенным воробьям. Они нигде не приживаются.

Джек вырос, зная, что он странный, но сперва даже не понимая, в чем. Его не принимали – и он это чувствовал. Он выглядел в точности, как его брат Картер: такая же темная кожа, доставшаяся от матери, такие же жесткие каштановые кудри и слишком длинные большие пальцы на ногах. Но что-то было не так. У него были папины янтарные глаза и подбородок, но родитель все равно смотрел на него встревоженным взглядом, словно хотел сказать: «Ты не тот, кем кажешься».

После ванны мама натирала его кокосовым маслом и пела песни. Бабушка обнимала и рассказывала сказки…

«Близ реки Ибо раскинулась деревенька…» – так начиналась одна из сказок: в ней говорилось о бабушкиных предках йоруба. У женщины по имени Бола был сын, который стал слишком тяжелым, чтобы носить его на спине на базар. Поэтому Бола дождалась, пока он заснет, и пошла без него, заперев за собой дверь. Когда она вернулась, младенец по-прежнему спал, но из дома пропала вся еда.

Женщина подумала, что в жилище кто-то пробрался. Но дверь не была взломана, и кроме еды, ничего не пропало.

Вскоре после этого к Боле пришла соседка и попросила вернуть ей нитку раковин каури. Бола сказала соседке, что не занимала денег. Но женщина настаивала, утверждая, что к ней приходил сын Болы, якобы по поручению матери, которой нужны каури, чтобы купить больше еды.

Бола покачала головой и повела соседку в дом. Ребенок дремал на циновке.

– Видишь, – сказала она. – Мой сын еще очень мал, слишком мал, чтобы ходить и говорить. Как же он мог прийти к тебе? Как он мог попросить одолжить каури?

Соседка была в растерянности. Она уверяла, что ребенок, который приходил к ней, очень походил на спящего, но был гораздо старше. Услышав это, Бола ужасно встревожилась. Она не сомневалась в словах соседки и подумала, что в ее сына вселился злой дух. Когда муж Болы вернулся тем вечером домой, она все ему рассказала, и тот тоже встревожился.

Вместе они придумали план. Муж спрятался в доме, а Бола отправилась на рынок, оставив малыша спящим и заперев дверь, как и прежде. На глазах отца ребенок встал, его тело начало вытягиваться, и он вырос до размеров десятилетнего. А потом набросился на еду: съел батат, плоды рожкового дерева, спелые манго, папайю и соленые бананы, запивая все это водой из калебаса. Он все ел, и ел, и ел.

В конце концов отец, немного придя в себя от увиденного, вышел из укрытия и окликнул ребенка по имени. Услышав звук отцовского голоса, мальчик вмиг превратился в младенца. Так Бола и ее муж убедились, что их ребенок действительно одержим злым духом. Они хлестали младенца камышовыми розгами, пока дух не был изгнан и родители не обрели свое дитя.