Вторая жена - Луиза Мэй

которая колебалась, не зная, к чему склониться, сменяется неприкрытой враждебностью. В каком-то смысле это приносит облегчение, как разразившаяся гроза. Ему не нравится эта женщина из полиции, а ей не нравится он. Она его унижает, она командует в его доме, и не исключено, что она делает это нарочно.

Чувствительность пальцев восстанавливается, дыхание, мысли возвращаются. Главное – не раздражать его еще больше, найти правильное решение. Сандрина понимает, что будет лучше, если она поедет в неотложку, а обед подаст Анн-Мари. Ведь, если она останется и каким-то образом испортит возвращение первой жены, он ее возненавидит. Он не выносит истеричек и не выносит баб, попадающих в истории.

– Хорошо, – говорит Сандрина, – если вы в самом деле думаете, что так правильно, можно поехать в больницу.

На самом деле это звучит как последний шанс для женщины-полицейского сказать: «Вы правы, останемся, раз, по-вашему, все нормально». Но нет, та лишь кивает и протягивает руку, помогая ей встать.

Покидая дом, Сандрина чувствует приступ паники, ей кажется, ее изгоняют, выталкивают. Это ровно то, чего она боялась: возвращается первая жена, а она, вторая, оказывается на улице. Она сглатывает, глубоко дышит, пытается успокоиться. Ее муж смотрит на них, машет рукой, стоя у двери. Сандрина отвечает тем же, заставляет себя улыбнуться.

Полицейская говорит:

– Пристегнитесь.

Маловероятно, что они успеют вернуться к десерту.

Полицейская заводит мотор, уверенно выруливает на проезжую часть и направляется в сторону больницы.

Мимо проплывают домики коттеджного поселка, потом круговой перекресток, развязка и шоссе.

– До больницы минут пятнадцать, – говорит женщина.

– Да, знаю, – отвечает Сандрина. И добавляет, чтобы как-то поддержать разговор: – Вы живете где-то поблизости?

– Нет, но я очень часто бывала здесь после исчезновения жены господина Ланглуа.

«Жена господина Ланглуа», «мадам Ланглуа» – это Каролина, а кто же еще, пусть Сандрина даже в мыслях ее так не называла. Для нее она «Каролина», или «первая жена», или «его бывшая», или «мать Матиаса». Себя она порой воображала настоящей, официальной женой господина Ланглуа, мадам Ланглуа, госпожой Ланглуа и даже доставила себе парочку приятных минут, выписывая на клочке бумаги Сандрина Ланглуа. Так делают все девочки-подростки, но когда она была девочкой, у нее не было ни любимого, чье имя можно было бы примерить на себя, ни времени на каракули, так что она позволила себе это маленькое удовольствие гораздо позже, но верить в то, что правда когда-нибудь станет мамам Ланглуа, запретила себе. И была права.

– Вы это знали? – спрашивает женщина, и Сандрина понимает, что не слышала ничего из того, что ей только что сказали.

Может, ей и в самом деле нездоровится? Да еще эти преследующие ее запахи… Наверное, хорошо, что она покажется доктору, она и сама думала об этом, хотя, конечно, момент не самый подходящий. Но, по крайней мере, дело будет сделано, и вечером, когда она расскажет ему, что у нее уже случались головокружения и тошнота, может, он не будет так злиться из-за того, что женщина-полицейский настояла на поездке в больницу и она, Сандрина, согласилась.

– Прошу прощения? – говорит Сандрина, усилием воли возвращая себя к разговору.

– Я сказала: ваш сожитель был под подозрением после исчезновения госпожи Ланглуа, вы это знали или нет?

Сандрина кивает. Она не хочет, чтобы ей напоминали об этом. Да, знает, это было в новостях. Но она тогда влюбилась в мужчину, который плакал, и ей совсем не хочется вспоминать отвратительные комментарии Беатрисы, а также измышления тех, кто ничего не знает, но говорит гадости. Она уверена, что ее мужчина – мужчина, который плачет, – не мог причинить зла своей жене.

Она надеялась, что на этом следовательница остановится, но нет, куда там, и Сандрина, слушая вполуха, уже вообразила, как расскажет вечером об этом человеку, которого она полюбила: «Что за противная баба, какая злая, зачем говорить мне такие вещи, говорить мне гадости о тебе, она несла бог знает что».

– Одежду, в которой Ланглуа был в день исчезновения жены, так и не нашли. Свидетели видели его в то утро в сером и белом, а вечером – в белом и голубом. Он приехал за сыном в школу после окончания занятий, чего не делал никогда, но так и не заявил о пропаже жены. Впрочем, он и заявления не подавал, это сделали ее родители, Анн-Мари и Патрис. Их дочь должна была заехать к ним с Матиасом после школы, но так и не появилась. Это вы тоже знали?

Сандрина глядит на свои пальцы, скребет ногтем выемку на ногте другой руки, потом переходит к следующему ногтю, и так без конца.

– В тот день, когда Каролина исчезла, он не вышел на работу. Он никого не предупреждал, что его не будет. Нам он сказал, что заболел и остался в тот день дома из-за простуды. Сказал, что его жена отвезла Матиаса в школу, потом приехала домой, переоделась и ушла на пробежку в лес, который находится у восточного края поселка. Какой мужчина, поняв, что его жена не вернулась после пробежки – а пробежка обычно занимает минут тридцать – тридцать пять, никому не позвонит и не заявит о пропаже? Он сказал, что думал, будто она поехала за покупками. Это тоже? Это вы тоже знали? А то, что когда вечером к нему пришли, он был здоров как бык? Без малейшего симптома простуды?

Сандрине безумно хочется, чтобы эта женщина замолчала. Да, полагается быть вежливой, но ей хочется, чтобы эта женщина заткнулась.

Наконец, чтобы поставить точку, она говорит:

– Да. Он мне все это рассказывал, когда мы встретились. Ему нечего скрывать.

– Правда? – Следовательница произносит это тоном рыбака, который только что почувствовал, как рыба заглотила наживку. – А он сказал вам, что его объяснения ни черта не стоят, потому что он не позволял жене водить машину? Почти два месяца она была вынуждена ходить пешком. До школы полчаса пешком. Они с ребенком проделывали этот путь без машины утром и вечером, и так по меньшей мере шесть недель.

Сандрина трет виски. У нее и в самом деле начинает раскалываться голова. Да, безусловно, это прекрасная мысль – поехать к врачу.

Женщина-полицейский паркуется неподалеку от входа в отделение неотложной помощи. Выключает зажигание, несколько мгновений молчит, а потом говорит совсем другим тоном – мягким, обеспокоенным:

– Сандрина, господина Ланглуа не просто допрашивали в рамках расследования. Два года назад он был главным подозреваемым, и все так считали. К нему было не придраться, и нам стоило огромных, огромных трудов найти улики, но в конце концов мы кое-что нашли.