Красный блицкриг - Владимир Бешанов

— Стреляйте, товарищи, так, чтобы каждый снаряд попадал в цель и только в цель, — говорил старший политрук тов. Швейкин бойцам, устанавливавшим орудия на огневой позиции. — Ни один снаряд не должен попасть в дома мирных граждан.

Вслед за командой командира батареи капитана Кудрявцева последовал выстрел.

— Взводом огонь!

Куски отбитого кирпича, жести полетели вниз. Следующие снаряды разрывались внутри крепостной башни, разрушали окопы перед крепостью. Ни один снаряд не лег мимо цели. Это была подлинно снайперская стрельба. А в это время стрелковые батальоны ворвались в юго-восточную часть города и начали закрепляться там».

Особое удовольствие советским «снайперам» доставляла стрельба по башням костелов.

Вообще советские средства массовой информации в этот период, да и сорок лет спустя, культивировали патологическую ненависть к «панам». Польские защитники своей страны характеризовались не иначе как «бандиты» и «спесивые шляхтичи», «сволочи» и даже «подлый враг, который осмелился поднять на нас руку». Решиться на отпор родной всем угнетенным Красной Армии могли только «фашисты» и недобитое «офицерье». Зато оборона Варшавы и сражение с немцами в районе Томашув-Любельский, согласно нашей истории, «показали силу и решимость польского рабочего класса, трудового крестьянства и патриотически настроенной интеллигенции сражаться с ненавистным врагом».

Упорное сопротивление «спесивых шляхтичей» в Гродно разом выдуло из голов красноармейцев все инструкции о «лояльном отношении» и сусальном образе «воина-освободителя». На войне как на войне. Вот еще картинка из воспоминаний гродненской учительницы: «…танк остановился прямо передо мной. На лобовой броне распят ребенок, мальчик. Кровь из его ран стекает струйками по металлу. Начинаем с Данкой освобождать привязанного кусками ремней парня, не осознавая, что творится вокруг. Из танка выскакивает черный танкист, в руке браунинг — грозит нам; из соседнего дома с поднятыми вверх кулаками выбегает молодой еврей, кричит хриплым голосом — в чем-то обвиняет нас и мальчика. Ддя меня они не существуют. Вижу только глаза ребенка, полные страха и муки. Я вижу, как освобожденный от узлов он тянется к нам с безграничным доверием. Рослая Данка одним движением снимает ребенка с танка и кладет на носилки. Я уже нахожусь у изголовья, и, оставив онемевших от нашей дерзости палачей, — убегаем. У мальчика пять пулевых ранений (знаю — это польские пули секли по вражеским танкам) и большая потеря крови, однако он в сознании. Его зовут Тадеуш Ясинский, ему 13 лет, единственный сын Софии Ясинской, служащей, отца нет. Он пошел в бой, бросил бутылку с бензином в танк, но не зажег ее… не умел… Выскочили, били, хотели застрелить, а потом распяли на лобовой броне».

С юга в этот день непрерывно атаковала подошедшая к 9 часам утра 20-я моторизованная бригада 15-го танкового корпуса. Прибывший во второй половине дня со своим мотоотрядом Еременко решил лично возглавить операцию по захвату моста. Сев в танк, комкор двинулся во главе атакующих, но вражеский снаряд заклинил башню. Пересев в другую машину, Еременко вновь возглавил атаку и прорвался на мост, но тут от перегрева заглох мотор. В ходе дуэли с огневыми точками противника вновь оказалась поврежденной башня. Наконец механику-водителю удалось завести двигатель, и танк тронулся по склону моста назад, чтобы через сотню метров снова заглохнуть, Еременко пересел в третий БТ и вновь ворвался на мост, но уперся в бетонные блоки, оказавшиеся непреодолимым препятствием. В течение двух с половиной часов танк вел огонь по противоположному берегу с местй, что только подтверждает отсутствие у поляков каких-либо приличных противотанковых средств.

Как вспоминал Еременко: «Поляки оказали нам сильное, но совершенно бессмысленное сопротивление… Мне довелось впервые принять личное участие в танковых атаках и познакомиться с боевыми качествами наших танков, понять сущность некоторых тактических приемов при действиях танков в наступлении на пересеченной местности и в населенном пункте. Это был, в общем, не очень веселый опыт: в бою на подступах к Гродно я и все танкисты из экипажа танка, служившего мне подвижным КП, были ранены, а все три танка, на которых я последовательно руководил боем, выведены из строя…»

20-я мотобригада в ходе боев 21 сентября смогла занять юго-западную окраину города, но переправиться через Неман не сумела ввиду сильного ружейно-пулеметного огня с противоположного берега. Вечером подошла 4-я кавалерийская дивизия. Новый штурм был назначен на утро. Однако командовавший обороной города генерал Пшезьджецкий уже принял решение оставить Гродно и отдал своим войскам приказ отходить на север. В ночь на 22 сентября, под прикрытием темноты, защитники покинули город (в их числе Роман Савицкий, он еще вернется и будет расстрелян немцами в 1942 году). Утром Гродно был занят частями Красной Армии. На поле боя было захоронено 644 трупа, взято в плен 1543 военнослужащих противника, трофеями стали 514 винтовок, 50 револьверов, 146 пулеметов, 1 зенитное орудие, 1 миномет. Советские потери составили 57 человек убитыми, 159 ранеными, было подбито 19 танков и 4 бронемашины. Польские источники утверждают, что в боях за Гродно было убито и ранено 800 командиров и красноармейцев.

В последующие дни победители, оскорбленные в лучших чувствах, чинили расправу. У Собачьей Горки расстреляли два десятка взятых в плен «фашиствующих молодчиков» — школьников в возрасте от десяти до восемнадцати лет. На улицах производили обыски, в первую очередь молодежи, и если находился хотя бы перочинный ножик, убивали на месте. Тела грудами сваливали перед костелом. Некий младший лейтенант-связист из 101-го полка по фамилии Дубовик, которому 22 сентября поручили отконвоировать из Гродно группу пленных, устроил по пути дознание и расстрелял 29 человек, ну явных врагов, «замаскировавшихся офицеров». За два дня было убито около 300 защитников и жителей города.

Тем временем командование 2-й танковой бригады, получившее задачу захватить Сокулку, но так и не дождавшееся горючего, было вынуждено создать отряд под командованием капитана Новикова в составе 43 танков, мотострелковой роты и взвода противотанковой артиллерии, которому было передано все наличное топливо. Выступив из Волковыска в 7 часов 20 сентября, отряд занял Сокулку в 14 часов. 11-я кавдивизия и 5-й стрелковый корпус продвигались на запад и юго-запад от Волковыска.

19 сентября границу перешли закончившие сосредоточение войска 10-й армии (6-я, 33-я и 121-я стрелковые дивизии — 42 135 человек, 330 орудий и минометов, 28 танков), которые к исходу дня достигли рек Неман и Уша. Продолжая медленное продвижение во втором эшелоне Белорусского фронта, войска армии к 20 сентября вышли на рубеж Новогрудок — Городище. Приказом командующего Белорусским фронтом армии был подчинен 5-й стрелковый корпус.

На фронте 4-й армии (40 365 человек, всего 184 орудия и миномета и 508 танков) к исходу первого дня наступления 29-я танковая бригада (240 танков Т-26) заняла город Барановичи в 50 километрах от границы и расположенный здесь же укрепленный район, который не был занят польскими войсками по причине их отсутствия. Гарнизон состоял из хозяйственных подразделений убывшей на войну с германцем 20-й пехотной дивизии, полицейских, необученных новобранцев и управления фортификационных работ. «Сопротивление противника, — рапортовал начальник бронетанковых войск фронта комбриг Д.К. Мостовенко, — которое ожидалось в районе укреплений Барановичи, упреждено смелыми действиями командира 29-й танковой бригады, который приказал перелить топливо из танков 3-го батальона в машины 1-го и 2-го батальонов». Первым в город вощел танковый батальон под командованием будущего генерала армии майора И.Д. Черняховского. В районе Барановичей, по советским данным, было взято в плен до 5000 польских солдат, захвачены 4 противотанковых орудия и два эшелона с продовольствием. 8-я стрелковая дивизия за это время едва дотопала до Несвижа, а 143-я стрелковая дивизия полковника Орлова заняла Клецк.