Лита - Александр Минчин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В два ночи мы, заряженные и насмеявшиеся, выходим из зала. Лита забывает, конечно, пакет, и в ужасе от моего взгляда, бежит назад. На ее счастье, он оказывается на месте, под креслом. Я сдерживаюсь невероятным усилием воли: та же безмозглость.
— Когда я смотрю на тебя, я забываю обо всем, — говорит в оправдание она.
Я собираюсь везти ее домой.
— Алешенька, я очень хотела померить для тебя дубленку. За нее нужно завтра рассчитаться.
Я молчу. Я не переношу ее ветреность.
— А можно я…
Она вдруг хватает мою руку и целует ее. Наверное, так и с ее сумкой было: она сама забыла, и никто у нее не забирал…
Мы едем на улицу Архитектора Власова. И всю ночь терзаем тела в соитии, стонах, движениях и оргазмах.
Меряет она дубленку только утром — на голое тело. Дубленка шоколадного цвета и, как будто повторяет изгибы ее фигуры. (Она ей поразительно идет).
— Тебе нравится? — Она подходит близко и кладет мои руки себе на талию. Я чувствую запах свежего меха.
— Алешенька?..
— Да, — опоминаюсь я.
— Я рада, — говорит она и сбрасывает ее на пол, прижимаясь бедрами ко мне. Я медленно поднимаю дубленку и кладу ее в кресло.
— Извини, Алешенька. Я хочу тебя…
— Мамуля, большое спасибо за услугу.
— Ада Филипповна говорит, что такой фигуры она еще не видела. Когда ты меня с ней познакомишь?
Я замерзаю — в жаркий август.
— Приезжайте вечером на обед, вместе. Я по тебе соскучилась.
Делать целый день нечего. Я еду один домой. В шесть вечера звонит Лита: она не верит и без ума от счастья, что я познакомлю ее с мамой. И она приедет в наш дом — на обед.
Лита привозит красивые цветы и дарит их маме. Мама влюбляется в нее примерно в первые тридцать секунд, как только видит ее входящей. И не отрывает глаз от нее целый вечер.
После полученной благодарности за покупку мама сказала:
— Вам, наверно, нужны на зиму сапоги, чтобы они подходили к дубленке?
— А откуда вы знаете? — восхитительно наивно спрашивает Лита.
Сраженная окончательно невинностью и наивностью, мама улыбается.
— Мой знакомый — директор обувного магазина на Смоленской. Позвонил сегодня и сказал, что они получили финские сапоги на танкетке. Но не замшевые, а велюровые! Это новая мода. Я подумала, что они вам могут идеально подойти.
— Спасибо большое, я очень благодарна, что вы подумали обо мне.
— Подъезжайте к нему завтра и выберите себе ваш цвет. Я его предупрежу.
— Хорошо, если Алеша не против, я подъеду.
Мама щебетала:
— Лита, мы с Адой Филипповной считаем, что у вас абсолютно великолепная фигура. Я таких не видела!
Лита слегка смущается, посмотрев на меня.
— Лишь бы Алеше не разонравилась, — тихо говорит она.
— А что вы собираетесь делать летом, впереди еще целый август? Алеша никуда не хочет ехать, все ждет звонка от какого-то мужчины…
Следователя — когда будет суд.
— Я еще не знаю, все зависит от… У мамы есть двоюродная тетя, она живет в деревне, и мама хочет, чтобы я поехала молока попила, пожила на свежем воздухе. Алеша, а ты любишь деревню?
— Я никогда в ней не был.
— Это в Рязанской области, деревня Клепики, где недалеко Есенин родился.
И тогда мама подала эту идею, которая зажгла Литу, как свечу.
— А почему бы вам вместе не поехать и не отдохнуть там?
Лита даже подпрыгнула со стула, уронив салфетку.
— Алешенька!.. A-а можно?
Потянула она «а». И посмотрела на меня так, что моя мама улыбнулась.
— Если бы на меня так смотрели — на край света поехала!
— Мама… — сказал я.
— Хорошо, тебе решать.
Потом мы пили чай с вкусными шоколадными конфетами. Из большого шоколадного набора. Я подумал, что подумал бы папа…
Она целуется с мамой на прощание, мы выходим. И первое, что я вижу, — дом. Напротив. Лита как ни в чем не бывало ни на что не обращает внимания. Как будто начисто все забыла. Как будто и не случилось ничего. Всего того, что случилось. Хотя это ее первый приезд сюда. После того что случилось… Я не хочу произносить слово «изнасилование». Мы выезжаем наверх. Я разворачиваюсь к набережной. В папиной машине я везу Литу.
— Алешенька…
— Что теперь ты мне хочешь показать — дубленку?
— Нет, свое тело. И твои…
— Что, следы?..
— И еще какие! Я обожаю их, лишь бы ты их оставлял; и твои зубы, и твои губы, и всего, всего тебя.
Я поворачиваю на Воробьевские горы и еду на Профсоюзную.
Едва мы входим в квартиру, как раздается звонок. Лита идет в ванную.
— Ну, сыночек, таких девушек я еще не видела у тебя. Эта — лучшая!
Я чуть не роняю трубку. Хотя понимаю, что Лита привлекала собой. Странно, она нравилась даже женщинам, обычно они не нравятся друг другу. Возможно, она была вне конкуренции.
Мама произносит в раздумье:
— Интересно, какое впечатление она произвела на папу?
Я быстро прощаюсь, поблагодарив за обед, чтобы не дать времени ее разыгравшейся фантазии. Разыграться еще дальше…
Лита выходит из ванной и как-то необычно смотрит на меня.
— Что опять случилось?
— Алеша… у меня начался цикл.
— Поздравляю.
— Как жаль, — по инерции говорит она, — я думала…
— Что ты думала? Я не знал, что ты думать умеешь.
— Так… ничего.
— Ты хочешь чай?
Мы садимся за стол: чай, вишневое варенье, вафельный торт. Она начинает меня упрашивать:
— Алешенька, поедем отдохнуть на две недели. Там такой воздух, ты устал, тебе нужно отключиться от всего. Ты все время думаешь…
— Я и сейчас думаю.
— Там уникальные грибы: подосиновики, лисички, маслята. Ты же любишь соленья. Я сама буду для тебя солить.
Я поперхнулся.
— Спасибо, ты мне уже насолила.
Она чувствует каким-то животным инстинктом, когда можно, и уже сидит у меня на коленях, только чудом не опрокинув чашку с чаем.
— Мы будем ходить гулять в лес. Я буду печь…
— Остановись. Ты считаешь, это удобно, молодой девушке приехать с парнем в деревню? Где каждая собака знает даже каждую кошку.
— Я скажу, что… ты мой жених!