Бехеровка на аперитив - Данил Корецкий

* * *

Гексли взлетал первым.

Выпускающий офицер умело показал направление руления, и лейтенант без труда попал передним колесом в замок челнока катапульты. Потом он до максимума поднял обороты двигателя, включил форсаж, огненные струи ударили в поднятую стальную заслонку, защищающую стартовую команду. Прикованный к челноку «Корсар» дрожал и безуспешно рвался вперед, но тут сработала катапульта, и штурмовик с шестикратным ускорением рванулся вперед.

Голову лейтенанта прижало к подголовнику, приборная доска расплылась, и приборы размазались, потому что глаза вдавились в глазницы. Самолет жестко трясло, как гоночный велосипед, вылетевший с гладкого трека на булыжную мостовую. Но продолжалось это всего две с половиной секунды: пробежав сто метров и набрав скорость 250 километров в час, «Корсар» вырвался в голубое сияние неба, ревущие двигатели мгновенно подхватили его и понесли вверх – к яркому африканскому солнцу. Дэвис воспользовался второй катапультой и потому оказался в воздухе всего на сорок секунд позднее.

Заложив крутой вираж, штурмовики синхронно легли на боевой курс.

* * *

Садиться на двухсотметровый авианосец, который с высоты кажется прыгающей по волнам щепкой, совсем не то, что приземляться на надежную твердь бесконечной бетонной полосы. Поэтому пилоты палубной авиации зарабатывают вдвое больше, чем обычные летчики, к тому же, ходят слухи, что Президент знает каждого из них лично и даже ежегодно дает обед в честь своих морских асов. Насчет знакомства с Президентом и обеда, конечно, вранье, а все остальное – чистая правда: каждый пилот-палубник действительно высокооплачиваемый ас-виртуоз.

Несмотря на небольшой боковой ветер, Мэтью Гексли сел с первого захода. Снизив скорость до посадочной, он вышел точно к началу полосы, мягко ткнулся колесами в резиновое покрытие, тут же чуть задрал нос и дал форсаж, чтобы не свалиться в воду, если не поймает аэрофинишер. Но такого с ним никогда не случалось, и сейчас тоже посадочный крюк зацепился за второй трос. Мэтью сразу сбросил газ и включил режим торможения. Волоча за собой тугой нейлоновый канат, «Корсар» пробежал сто сорок метров и остановился у толстой белой черты финиша. Это была блестящая посадка! Точно такую произвел через несколько минут и Генри Дэвис.

– Вы свободны, ребята! – весело сообщил им толстый Джейкоб. Его черные щеки лоснились, будто начищенные жирной ваксой. – Капитан разрешил отдыхать до утра!

– А отчет? – спросил Мэтью.

Дежурный офицер пожал плечами.

– Про отчет ничего не сказано. Только про отдых.

Пилоты переглянулись. Это было явным нарушением установленного порядка.

– А к Президенту нас не вызывали? – поинтересовался Генри.

– Пока нет, – улыбнулся Джейкоб. – Вы еще не набрали двести посадок!

– Что ж, тогда идем мыться! – Мэтью хлопнул товарища по плечу и взглянул на часы. Вылет продолжался четырнадцать с половиной минут, но в воздухе время течет по-другому и имеет другую цену – когда в душевой они стали на весы, оказалось, что каждая из этих минут стоила им ста граммов веса.

– И что ты думаешь? – спросил Дэвис, с удовольствием подставляя тугим, горячим струям вспотевшее и усталое тело.

Гексли выглянул из кабинки, удостоверяясь, что кроме них здесь никого нет, прополоскал рот и выплюнул струю на пол.

– Не знаю. Я ожидал, что там база каких-нибудь партизан или наркоторговцев. А это какие-то дикари…

– Мне кажется, что и наверху были люди. По крайней мере, один. Он жег костер возле того чучела…

Гексли еще раз прополоскал рот.

– Ну и что?

– Ничего. Просто непонятно, зачем мы туда летали.

Его напарник выключил свой душ.

– Лично я никуда не летал. Думаю, и ты тоже. Во всяком случае, наших отчетов в природе не существует. Держу пари, в книге полетов и бортовом журнале тоже нет никаких записей. А сейчас я иду спать.

Дэвис недоуменно смотрел ему в спину.

– Подожди, я тоже!

Авианосец «Холидей» разворачивался, ложась на прежний курс.

За 11 дней до дня «Ч».

Джунгли Борсханы. Поселок племени нгвама

Неожиданности неожиданны для неосведомленных людей. Я каждый день с нетерпением смотрел на океан. И в одно прекрасное утро увидел на далекой голубой поверхности черную точку. Нет, не точку… Щепку! А ровно в полдень от нее отделились две крохотные точки, которые мгновенно оказались надо мной. Они не увеличивались постепенно, а просто превратились в огромных, ревущих, металлических чудовищ, которые пролетели так низко, что можно было рассмотреть заклепки на блестящих стальных днищах.

Рев, гул, вой, свист! Динамический удар воздушной струи сшибал листву, ветки, валил людей, в нескольких домах сорвало крышу. Аборигены с воплями ужаса разбегались в стороны, некоторые падали ниц, закрывая голову руками и вжимаясь в землю.

Мелькнув над поселком, самолеты исчезли. Наступившая тишина заложила уши, словно пробки из мягкой резины. Медленно оседала пыль, крохотными парашютиками опускались, кружась, сорванные листья. Они не успели достичь земли, как кошмар повторился – самолеты зашли на второй круг! На этот раз каждый дал залп – это было величественное и страшное зрелище: ударил гром, желто-красные огненные струи вырвались из-под крыльев, сигарообразные тела ракет устремились вперед, а через секунду на Куполе-Близнеце раздался ужасающий грохот, полыхнуло пламя, дрогнула земля, посыпались скалы… Вряд ли жрец Анан, который с раннего утра жег жертвенный костер и молился перед статуей Макумбы, был готов к ракетному удару! Даже я не ожидал такого поворота.

Чиркнув крыльями по испуганному небу, штурмовики сделали очередной разворот. На этот раз они шли еще ниже – казалось, заостренные кромки плоскостей срежут крыши домов, сбреют верхушки деревьев и срубят головы тем, кто хоть немного возвышается над поверхностью земли. Но таких, практически, не было. Все племя распростерлось на жухлой выгоревшей траве, забилось под деревья, спряталось в камнях. Искаженные лица, остекленевшие глаза, открытые рты… Мужчины бросили оружие и впали в транс, женщины кричали, дети плакали.

Только могущественный и смелый пришелец, гордо выпрямившись на дрожащих ногах, стоял посередине поляны и, воздев руки вверх и в стороны, оберегал неразумный народ нгвама от хищных железных птиц. Именно благодаря ему, на этот раз, все обошлось благополучно: грохот реактивных двигателей исчез вдали и больше ничего не случилось – самолеты растворились в небе и уже не вернулись.

– Большой Бобон веело! Бобон веело! – восторженно скандировала окружившая меня радостная толпа. Многие опустились на колени, некоторые, приблизившись вплотную, трогали мою одежду и пытались потереться носами о руки.

– Большой Бобон веело!

На языке нгвама слово «веело» означает высшее проявление смелости, мужества, самопожертвования и отваги.