Круг замкнулся - Наташа Кокорева

– Ш-ш-ш. – она приложила палец к губам. – Он бы так и сделал. Но вмешалась Ласка. И до вечера у меня есть время все исправить.

– Ваши колдовские штучки? – он выпустил ее руку.

Белянка коротко кивнула и шикнула:

– Только я тебе ничего не говорила, слышишь?

Он отвел глаза.

– Это она так не хотела быть со мной? – Ловкий развернулся на пятках и спрыгнул с порога.

– Не ходи к ним! – крикнула вслед Белянка.

Он лишь передернул плечами и прошипел:

– Вот уж воистину с ведьмами связываться!.. – подобрал камень и с силой запустил в стену хижины.

Белянка вздрогнула от глухого удара.

– Только зачем же она поцеловала меня после танца? – бросил Ловкий и, не оборачиваясь, стремительно скрылся в зарослях.

Болит голова. То нарастает, то затихает гул, волнами подступает тошнота, и хочется пить. Глотнуть вишневого компота. Кисло-сладкого, бодрящего. Из той самой вишни, что растет на заднем дворе. Или лучше воды. Свежей родниковой воды. Пусть она пахнет снегом. Пусть остудит ободранное так и не родившимся криком горло.

Лица коснулись пальцы. Нежные и тонкие мамины пальцы. Не открывая глаз, Стел улыбнулся уголками рта. Пальцы скользнули по лбу, очертили нос, подбородок и вдруг сильно, до боли, потерли мочки ушей и влепили пощечину.

– А-а-а! – Стел заорал и приподнялся на локтях.

– Очухался? – перед ним расплывалось встрепанное лицо Рани: щеки пылали, подрагивали сжатые губы.

В один миг он вспомнил колдовской взгляд Рокота и приказ об увольнении. Вот же проклятье!

Пятнадцать лет жизни Стел отдал Школе. Вместо детских игрушек у него были счетные палочки и писчие доски, вместо первого поцелуя – первый удачный «светлячок», вместо балов – ночи в библиотеке. А в итоге его просто выкинули, отдали на потеху рыцарям и даже не ждут обратно. Без Школы он не имеет права колдовать, а без колдовства – в лучшем случае сможет подрабатывать писарем. Школа была его жизнью, домом. И теперь, чтобы вернуться, Стел должен танцевать вокруг Рокота, который ноги вытирает о законы. И похоже, Мерг в курсе и покрывает это.

Стела часто называли наивным, но только теперь он осознал, что они говорили скорее о собственной подлости.

– Проклятье! – вслух повторил он, едва ворочая языком.

Мир плыл, будто дудочка все еще свивала токи тепла – но нет, это всего лишь кружилась голова.

Рани встала и с кривой усмешкой протянула Стелу руку:

– Что у тебя стряслось?

– Что у меня стряслось?! – он сжал ее ладонь и рывком поднялся. – Что у меня стряслось! Меня вышвырнули как бездомного пса, и теперь я нужен разве что матушке, на заднем дворе дорожки подметать!

Запрокинув голову, Рани расхохоталась. Ее жесткий, злой смех сливался с посвистом ветра.

– Ты не понимаешь, – покачал он головой. – Пойду я с отрядом дальше или вернусь в Ерихем – неважно, теперь я никто. Я лишен смысла. Вся моя жизнь рухнула.

– Я не понимаю? – оскалилась Рани. – У тебя сейчас на целую матушку больше, чем было у меня в четыре года. Так что ты уж как-нибудь выстроишь свою жизнь заново.

Стел облизал потресканные губы и внимательно посмотрел на нее. Глаза болезненно блестели, кудряшки липли к взмокшему лбу, будто всю дорогу Рани бежала. Но нет, она приехала верхом – рядом с Мирным топталась тощая серая кобылка.

– Как ты меня нашла? – вместо ответа спросил Стел.

– Рокот… – Рани закашлялась и отвела взгляд. – Рокот сказал, что ты шлепнулся тут в обморок.

– Рокот… – Стел поморщился, растягивая сжатые спазмом мышцы. – Лучше держись от него подальше! Ты не знаешь, насколько он опасен.

– Знаю, – ее голос прозвучал внезапно низко и холодно.

Зрачки сузились до двух соринок в круглых болотах глаз. Незаметные прежде редкие конопушки разгорелись на побледневшем лице.

– Не смотри на меня так, – невольно прошептал Стел, но тут же взял себя в руки. – Что ты о нем знаешь?

Рани молча шагнула ближе, поднялась на цыпочки и провела левой рукой по волосам Стела. При падении он ударился головой и камень рассек кожу за ухом.

– Это сделал он? – тихо спросила она.

На узкой ладони блестела кровь. А на ресницах – слезы?

Стел пнул носком сапога камень и кивнул:

– Это сделал он. Но уронил на него меня Рокот. Причем магией. Он умеет колдовать, ты это знаешь?

– Мне достаточно знать, что он умеет убивать, – прошипела Рани и остервенело вытерла кровь о сухую траву.

Стел осторожно спросил:

– Он сам убил твоего возлюбленного?

Она кивнула и уставилась в горизонт. В траве завозилась полевка, взмыла в поднебесье растревоженная дрофа – и все стихло, только хлопали прозрачные крылья ветра, до того привычные, что казались тишиной.

– Он убил своего любимого оруженосца, – глухо пробормотала Рани, когда Стел уже не надеялся на ответ. – Ларт был удивительным. Вытащил меня из такой грязи, что тебе и не снилась. Устроил посудомойкой и не бросил. Приходил каждый вечер, сирень носил. А накануне посвящения кто-то из его дружков заложил нас. Ларт до последнего не верил, что Рокот отрубит ему голову…

Она завороженно смотрела невидящим взглядом и медленно сжимала-разжимала пальцы. Тонкие и нежные пальцы, так похожие на мамины.

– Быть может, он потому и убил, что Ларт был любимым оруженосцем, – собственный голос показался Стелу незнакомым. – Стоит один раз нарушить закон ради «своего» – и тут же поползут слухи.

И разочароваться в любимых куда больнее, чем в чужих. Но этого он не стал произносить вслух, Рани вовсе не нужно понимать Рокота.

Рани вздрогнула и глянула исподлобья.

– Рокот сказал, что вина за его смерть лежит на мне.

– Даже не смей так думать! – воскликнул Стел.

Ларт – вот кто на самом деле виноват! О чем он думал, соблазняя Рани? Что Рокот его пощадит?

И сам Стел хорош, чурбан неотесанный! Шумел о своем возможном – только возможном! – увольнении как о конце света! Как же хочется избить до беспамятства Рокота.

– Мне все равно, магией или мечом, но не позволь ему убить еще и тебя, – тихо закончила Рани и пристально посмотрела ему в глаза.

Стел с трудом выдержал этот взгляд. На ее ресницах действительно блестели слезы.

«Еще и тебя» рефреном повисло в воздухе.

До новой стоянки добрались затемно. Костровища, сложенные передовым отрядом, пылали по правую руку, а за ними чернел Срединный отрог. Тянуло сыростью, и крокусы пахли особенно нежно. За облаками ворчал еле слышный гром.