Загадки Нострадамуса - Георгий Миронов

– Ничего. Никакого выхода за пределы необходимой обороны, – заверил ее второй врач, такой же деловой и сосредоточенный на выполнении своих штатных обязанностей.

– Мы сейчас сделаем вам успокаивающий укольчик, зафиксируем показатели приборов, подтверждающие, что вы были в состоянии аффекта и – отдыхайте.

– А что потом?

– Потом придет прислуга, когда вы проснетесь – напоит вас чаем, и снова все будет хорошо.

Она откинулась на подушку, сжала ладонь в кулак, еще раз порадовалась своей решительности и настырности в борьбе за жизнь, но удивилась: «Странно – кажется, весь город знает, что у Анны Батюшковой, урожденной баронессы Корф, есть прислуга».

Милая дама, тоже в маске, сделала ей укол. Совершенно безболезненно.

Книгу, лежащую на одеяле, никто у нее не пытался отобрать. Она еще хотела напомнить доктору, чтобы не забыли забрать у убитого ею бандита дорогие ее памяти розовые рубины, но не успела – умерла.

Последней ее мыслью была незамысловатая сентенция: «И все-таки хороших людей больше, чем мерзавцев».

И враги, и друзья звали его за глаза Осиной. Как производное от фамилии Осинский. Но это была не настоящая его фамилия. Кому надо, те знали, что Владимира Михалыча правильнее было бы прозвать Сидор, потому что от отца ему досталась фамилия Сидоров. А вместе с фамилией – короткие толстые ноги, большая голова и чудовищная злопамятность.

Батюшка его, Михал Иваныч Сидоров, был сыном полового. Дело тут было не в особой сексуальности семьи Сидоровых, хотя мужской ее части по наследству из поколения в поколение передавался большой фаллос. Просто дед был официантом в трактире Тестова в Москве, куда прибыл в юные годы из Ярославля, поставлявшего в Белокаменную представителей этой профессии. Дед в 1917 году быстро сориентировался: «За кем наглость, – говорил он, – за тем и сила». Наглость была за мало кому известными до семнадцатого года большевиками.

Нетрудно догадаться, что юного большевика из половых в 1918 году и назначили «красным директором» рабочей столовой №35 – бывшего тестовского трактира. Тот факт, что профессионально он разбирался только в сервировке стола (что в рабочей столовой было далеко не главным), мало кого волновал. Не боги горшки обжигают.

Дожил дед Сидоров до полной победы исторического материализма и умер своей смертью в своей постели, хотя и раньше срока. Умер сравнительно молодым человеком, но, что важно при его профессии и для него самого, и для потомков – несудимым.

Отец Владимира Михалыча уже писал в анкетах приятную глазу кадровика правду: «Сын большевика с семнадцатого года».

Это открывало смышленому курносому пареньку с угреватыми щеками и невинными голубыми глазами многие двери. Он выбрал двери, ведущие в светлое будущее. И не прогадал.

С чаевых в тестовском трактире отец скопил немало денег. И не только скопил, но и сохранил для сына в схроне, который устроил в деревенском доме предков в деревеньке Сидоровка под Ярославлем. Он вовремя перевел ассигнации в камушки и золото. Сыну такие деньги, конечно, и не снились. Начинал он трудовую деятельность на заводе резиновых изделий №4 в экзотической специальности примерщика. Паренек был терпелив и настырен. Он ждал своего часа. И дождался.

Хорошие деньки были поздней осенью 1941-го. Москва бежала, Москва горела, Москва мародерствовала. В свою смену рядовой милиции Сидоров расстреливал мародеров, а в короткие часы досуга, отводимые для сна, под предлогом посещения больной матушки спокойно и планомерно прочесывал квартиры в наиболее солидных домах в центре под дикие стоны сирен и громкие хлопки взрывов.

– Ну, народ… – удивлялся Сидоров. – До чего прост и наивен. С собой в эвакуацию забрали только одежду и еду. А ценности – вот они. Конечно, крупные ценности – антиквариат, мебель – он брать не решался. Поймают свои же и шлепнут. Но камушков и золота, если хорошо поискать, – бери не хочу… Он хотел. И брал. Потом режим стал строже, и он не стал рисковать. И так набралось порядочно. Пока не было времени съездить в Сидоровку, держал все свое богатство в другом схроне, устроив его в подполе районного отдела милиции. Служил толково. Особенно ему удавались раскрытия тайных врагов, шпионов разных иностранных разведок, притворившихся простыми советскими гражданами. После задушевного разговора с молодым милиционером они безропотно давали показания. Милиция была частью большой и солидной организации – НКВД. Так что все эти дела ему зачитывались. В БХСС тоже дела шли на лад. По той же методике. Если бить сильно и долго, в памяти восстанавливается и то, чего не было. В схроне росло количество золотых дутых браслетиков, часиков, колечек, перстеньков. Иногда с камушками. Правда, не сравнить с теми, что нареквизировал отец в первые годы советской власти.

Но однажды ему сказочно повезло.

Их отдел БХСС проводил обыск в Мытищах. Хозяин квартиры держался нагло, грозил пожаловаться самому Руденко. Берия был недавно расстрелян. И у многих в их ведомстве в словах и поступках сквозила некоторая неуверенность.

Бить не решались.

А без давления хозяин все отрицал и наворованное у народа добро сдавать отказывался. Раскрыть же дело было крайне важно. Позднее такие дела будут называть «резонансными», то есть находящимися в центре внимания средств массовой информации и начальства.

Пригласили понятых. Продолжили обыск. Хозяин курил и матюгался. Капитан Сидоров, руководивший обыском, терял терпение. Руки чесались… Агент, в точности информации от которого капитан Сидоров не сомневался, дал чистую наводку – у этого «писателя», что грозил написать самому Руденко, где-то здесь были спрятаны 20 неучтенных женских шубок из модного после войны котика. Что казалось Сидорову вполне логичным, поскольку нервный хозяин до последнего времени служил начальником охраны мехового комбината. А что охраняешь, то и имеешь – это была железная сидоровская философия.

За годы службы в милиции Сидоров стал большим психологом. По перекошенной роже шубного охранника чуял – шубы здесь. Дом обыскали до кирпичика. Хозяин лишь зубами скрипел. А стали стены сарая крушить – завыл. Тут и понял Сидоров: фарт пошел. И точно – нашли шубейки в тайнике между стен сарая.

Ему бы Сидорову на том обыск и закончить: что искали, то и нашли. Крути, Сидоров, дырку в гимнастерке. Ему бы ночью сюда вернуться (хозяин и его жена уже в кутузке бы ночевали), и поискать самому главный схрон: у такого хитрована наверняка такой должен быть.

Но… Черт попутал. Награды захотелось.

– Ищите дальше, – приказал он хриплым от азарта голосом.

Кто ищет, тот всегда находит. Схрон оказался под стыком стен сарая. А в нем – молочный пятилитровый бидон, набитый деньгами.

Был у Сидорова второй раз шанс остановиться. А он хрипит:

– Ищите дальше.

В другом углу под стыком стен – литровая стеклянная банка, обернутая ветошью. А в ней – камушки. Бриллианты, сапфиры, изумруды, рубины…