Русский Робинзон - Николай Сибиряков

чем просишь, Петруша. В глубине пещеры мы можем встретить логовище медведя, а ты боишься их даже мертвых.

— Я не буду бояться! Пожалуйста, возьмите меня, я никогда не видал пещер.

— Хорошо, я возьму тебя, но с условием: если испугаешься, не хватай меня за руки, этим ты только помешаешь мне тебя защищать.

…В пещере, как мы помним, было совершенно темно. Чтобы спускаться в проход, Лисицын придумал сделать длинные факелы. Для этого он употребил старые веревки и мочала. Сперва сильно проварив их в кипящем дегте, он сплел из них, как можно рыхлее, толстый канат, проварил его в древесной смоле. Когда канат остывал, он снова обмакивал его в жидкую смолу и давал застыть на воздухе. Куски этого каната длиной в полтора аршина представляли собой толстые смоляные свечи, которые горели долго и хотя производили большой дым, давали довольно света.

Запасясь смоляными факелами и провизией, Лисицын с Петру-шей отправились в путь с зарею. Шагая по непроторенной тропинке, Сергей Петрович развлекал своего юного товарища веселыми разговорами, а время от времени обращал его внимание на красоту местности, на деревья, цветы, травы и коренья, объясняя, что для чего полезно, а что вредно для здоровья. Так незаметно путники дошли до пещеры. Было уже десять часов утра.

— Прежде чем начать осмотр пещеры, нужно хорошенько по-завтракать и немного отдохнуть, — сказал Лисицын, вынимая

из котомки сушеную и жареную дичь и сдобные ячменные лепешки. — Ты, наверное, очень проголодался, Петруша?

— Точно, мне есть хочется, но еще больше хочется скорее войти в пещеру.

— Нет, Петруша, прими себе за правило всякое дело, требующее физического труда, начинать на сытый желудок. Пища придает человеку силу и бодрость; он делается веселее и храбрее.

Петруша с детским азартом напал на жареную утку, иногда прерывая работу своих челюстей вопросами.

— Что мы будем делать, если в пещере наткнемся на зверя?

— Ты посветишь, а я его застрелю.

— А если встретится огромная змея? Говорят, есть такие змеи, что могут проглотить человека.

— Таких змей нет, Петруша.

— Значит, не встретятся никакие опасности?

— За это ручаться нельзя. В подземных проходах легко заблудиться. Тогда не поможет ни сила, ни храбрость. На всякий случай мы захватим с собой побольше пищи и факелов. А я еще захватил большой клубок суровых ниток.

— Зачем?

— Мы привяжем один конец нитки у входа в пещеру, пока мы будем идти, клубок будет разматываться, эта нитка и укажет нам обратную дорогу.

— А если нитка оборвется?

— Видишь, у меня есть топор, захвачу еще несколько кусков угля. На мягких стенах буду делать зарубки топором, на каменных — чертить углем. Успокойся, Петруша, мы не заплутаемся.

Окончив завтрак, Лисицын уложил съестные припасы в мешок и привязал его за спиной вместе со связкой факелов; подтянул пояс, на котором висели рожок с порохом, пистонница, патронташ с готовыми зарядами и кинжал; взбросил на плечо ружье и с топором в руках вошел в пещеру, приказав Петруше идти рядом с зажженным факелом и маленьким мешочком с углем.

Пещера оказалась обширной залой с неправильным сводом из громадных камней и плитняковыми стенами. Широкий проход, темный как ночь, пугал робкого Петрушу своей таинственностью. Лисицын смело вступил в него. Проход, сперва широкий, постоянно понижаясь, вместе с тем суживался; его неровные стены, освещаемые мерцающим пламенем факела, то ярко блестели, то скрывались во мраке. Путники ступали по твердому каменистому грунту, их гулкие шаги будили мертвую тишину подземелья. Лисицын видел, как рука Петруши, державшая факел, дрожала от внутреннего волнения, но шел, будто ничего не замечает. Проход иногда менял направление, но не имел ответвлений. Свод был всюду довольно высокий.

После часа ходьбы проход привел храбрецов в другую обширную пещеру, с мягким хрящеватым полом. Узким проходом длиной около тридцати шагов они вышли в просторный коридор, пройдя по которому около пятидесяти саженей, вступили в третью пещеру, гораздо большую двух первых; одна из стен ее ослепительно блестела от огня факела. Из этой подземной залы шел широкий ход на юго-восток, постепенно возвышаясь. Через полчаса они вышли на луг.

— Слава Богу! Мы вышли на свет! — ликовал Петруша.

— Да, благодаря Богу мы окончили наше путешествие без всяких приключений. — Я все боялся, что мы никогда не выберемся из-под земли.

— Новички в таких путешествиях нередко тревожатся подобным страхом. Зато в награду за наш труд Бог привел нас в восхитительную долину.

— Сколько здесь цветов! Будто нарочно посеяны. Представьте себе огромный луг, со всех сторон окруженный неприступными горами, поросшими вековым лесом. Глаз радовала сочная зеленая трава с бесчисленными цветами. По роскошному ковру бежал прозрачный ручей, впадающий в небольшое озерцо, вокруг которого росли старые кедры. Когда Лисицын окончил осмотр поляны, был уже вечер и он решил переночевать под кедрами. В озере водилось много рыбы, но Сергею Петровичу нечем было ее поймать, и путники удовольствовались своими припасами. Долину эту Лисицын назвал Кедровой.

Ночь прошла спокойно. Позавтракав, Лисицын и Петруша отправились в обратный путь. Проходя через первую пещеру, Сергей Петрович полюбопытствовал, почему одна из ее стен сверкает при свете факела. Какова же была его радость, когда он определил, что это была чистейшая соль в каменных кристаллах. Петруша долго не мог понять, зачем его спутник нарубил топором несколько искрящихся глыб, но Сергей Петрович растолковал мальчику, что в жизни значит соль.

Возвратись на Приют, Лисицын с торжеством показал Василию свою добычу, и они оба возблагодарили Бога за эту полезную находку. С этого времени поселенцы перестали есть пресную пищу. Теперь они могли солить впрок рыбу, медвежьи и кабаньи окорока и мясо лосей.

В конце августа засуха сменилась дождями, не позволявшими приступить к посеву озимой ржи. Лисицын на опыте убедился, что посевы хлебов на ферме весной и осенью неравнотрудоемки: весной работ много и они спешные, осенью гораздо больше свободного времени. Это привело к мысли попытаться уравнять количество яровых и озимых посевов. Он слыхал из разговоров сельских хозяев, навещавших его тетку, что из яровых хлебов можно сделать озимые, если их сеять осенью в хорошо приготовленную землю или в поле, защищенное от северных ветров. Лисицын решил пожертвовать небольшим количеством семян и приготовил еще две десятины