Земля забытого бога - Максим Дуленцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шахиншах прибыл в Тисфун через месяц, он был весел и задорен. Первым делом он вызвал меня, поведать о своих приключениях. Я слушал его с содроганием сердца, его слова были для меня, как яд кобры.
– Послушай, Настуд, эта девушка – золото. Она пела мне песни о древних царях, она поила меня янтарным вином, мы купались с ней в ручье. Я влюблен, Настуд, мне никого больше не надо, кроме нее. Мы проехали вместе десятки лиг, мы целовались у водопада, мы вкушали хлеба и молоко, и нам не было скучно. Решено, я женюсь на ней! Я отдам Керан все серебро, что есть у меня в сокровищнице, Ширин того стоит.
– Ты был с ней как мужчина, о великий шахиншах? Может быть, она не знает всех наук удовольствия? – я спрашивал об этом, боясь получить утвердительный ответ.
– Да, Настуд, я же мужчина, в одну ночь я пришел к ней в шатер и возлег на ковры. Она прильнула ко мне всем телом, я содрогнулся от желания, она ласкала меня тонкими пальцами, она перебирала мои одежды, она шептала мне слова, подобно магам, но она умна, Настуд. Я пил вино и захмелел в ожидании продолжения ласк, я задремал под ее серебряный голос, а она в тот миг ушла из шатра, послав служанку ко мне. Я очнулся, лаская женское тело, но моя рука почувствовала, что это не то восхитительное тело Ширин, не ее бархатная кожа. Я спросил: «Ширин?», а в ответ совсем другой голос ответил: «Да». Тогда я открыл глаза и в свете лампы увидел служанку, возлежащую рядом со мной. Ширин проверяла меня, Настуд! Я выгнал девушку из шатра, ибо мне не нужны плотские удовольствия, я хотел только Ширин, ее ум, ее тело, ее душу. Наутро она вошла в шатер и поцеловала меня, сказав, что я выдержал испытание, и теперь она верит в мою любовь к ней. Она дала согласие на брак, я счастлив, Настуд!
Шахиншах прослезился и потребовал чашу хаомы, чтобы погрузиться в мир духов и вновь соединиться с Ширин на расстоянии. Я пошел наливать, в душе ликуя, что Ширин не была с шахиншахом, заодно позвав великого мага для рассказа о приезде посланника Маврикия. Когда я вернулся, шахиншах откинул в гневе чашу со священной хаомой и выбежал из покоев.
– Он разгневан. А что изменить? – произнес великий маг. – Свадьбу с Мириам не отменить. Ах, почему шахиншах молод и не слушает меня? Зачем ему эти христианки? Царю царей надо брать жену нашей веры. Но что изменить, надо молиться, чтобы все прошло благополучно.
Я молился о другом, я был черен, я полностью отдался Ахриману, злому духу, но страсть застилала мне глаза, тогда я не осознавал этого.
Свадьба состоялась в Константинополе, куда я не поехал. После торжества продолжались в Тисфуне, тогда я впервые увидел Мириам. Я бы не сказал, что она была некрасива, нет, юность украшает любого, а Мириам была не только юна, но еще и скромна. Она кротко улыбалась приветствующим ее подданным, она бросала дирхемы, но так, что люди не решались их поднять, понимая, что Мириам как будто не дарит их, а отдает неправомерно нажитое; что говорить, молодая жена Хосрова Парвиза была особенная. Особенность эту я раскрыл полностью позже, когда прошло время, которое я тратил на Ширин.
Сам бы я никогда не добрался один до ее царства у подножия гор, но опять шахиншах, одурманенный любовью, помогал мне. Несмотря на женитьбу, он не переставал отправлять послания принцессе, а доставлял их к ней я. Я загонял коней, я пил из луж, я изучил дорогу к Аршакавану до мельчайшей трещинки в земле, и каждый раз я говорил со своей Ширин. Я передавал глиняные таблички и пергаменты с посланиями, а сам не мог наглядеться на гордый профиль и невероятную красоту.
Я не торопился, зная, что шахиншах связан узами брака и никуда от них не денется. Ширин благоволила мне, отвечая; мы проводили вечера в беседах, она брала меня за руку и расспрашивала обо всем, что происходит в Тисфуне, а я шептал ей на ухо о звездах и планетах, о богах и духах, о прекрасной Анахите, что покровительствует браку, я жаждал ее, а она лишь улыбалась, понимая мои стремления, и только на словах передавала послания шахиншаху, боясь его жены Мириам. Дело шло в нужном направлении, мы с Ширин стали близки, тайна объединяла нас, а от дружбы и общей тайны до любви и страсти оставалось немного. Я ждал, я говорил, я верил: Ширин будет моей.
Мириам же, молодая жена шахиншаха, твердо вела свое дело, наполняя Бехистан священниками-ромеями и насаждая, пользуясь мягкостью великого Хосрова, свою, чуждую нам веру. Первым делом она потребовала от шахиншаха место для молитв своему Христу. Величественный храм Анахиты был отдан ей беспрекословно, хотя маги и роптали. Там Мириам поставила дощечки с ликами христианских святых людей, установила византийский порядок, удалила священный огонь и назвала храм в честь матери Христа – девы Марии. Мириам проводила там время утром и вечером, вознося молитвы своим богам, а мы, маги, были допущены лишь до вторых ворот, дальше нам было проходить запрещено. Я негодовал, обращаясь к великому магу, я требовал удалить из нашего храма чуждых богов, но шахиншах молчал, а Мириам требовала большего. Уже стояли кресты в прочих святых местах, уже наполнялся Тисфун бредущими с севера христианами, уже часть земель Ирана покорились священникам из Византии. Но шахиншах продолжал молчать, увлеченный лишь перепиской с Ширин. В один из дней, когда я был во дворце Бехистан, Мириам вышла на балкон, наслаждаясь утренним солнцем, что еще чуть розовело на востоке. Я был во дворе, и она жестом пригласила меня к себе.
– Настуд, – сказала она, – ты служитель Ахуры Мазды, бога, которого нет. Ты еще молод и можешь поверить в истину. Ваши боги – лишь сказки, их нет и не было, и быть не может. Есть лишь один бог и есть его сын Христос. Огонь – лишь средство осветить и обогреть человека, а истинная вера дает спасение людям. Без нее вы просто умрете, и по вашим законам тела сожрут звери. Душа ваша будет вечно летать у гниющего тела с безмолвными воплями о помощи и спасении, но ее никто не услышит. Лишь истинные христиане пройдут во врата небесные и попадут в рай, где вечно будут наслаждаться благодаря Христу, который принял мученическую смерть за всех. Молись Христу, Настуд, и ты спасешь свою душу. Ты грамотен, возьми святую книгу, прочти ее, – Мириам подала мне книгу в серебряном окладе. Я отшатнулся от нее, не взяв.
– Нет, царица, я не возьму это и не стану молиться Христу и целовать твой крест. Наши предки молились священному огню, Митре, Анахите, Ахуре Мазде, и боги наши давали нам хлеб, воду, мясо и вино в достатке. Мы не используем рабов, как вы, значит, наши боги сильнее. Христос был человеком, разве человек может быть богом? Мария, мать его, была всего лишь женщиной, она умерла, зачем вы возвеличили мертвую женщину и молитесь ей, как богине? Мы не молимся Заратустре, он всего лишь человек, который говорил с богом и донес до нас, смертных, его законы. Вы, христиане, не правы, я не стану внимать твоим словам, прости, царица Мириам.
Так сказал я и не смел смотреть в глаза, наполненные гневом. Но ради истины я был готов принять гнев царицы и умереть за своих богов. Мириам ничего не сказала в ответ, лишь зло фыркнула и удалилась в свои комнаты, наполненные по ромейской традиции дымом ладана. Я же ушел к шахиншаху, принять послание к Ширин и поговорить о вере.
Парвиз возлежал на подушках, вкушая виноград. Подле него стояли великий маг и епископ из дальней земли, служащий теперь в храме Анахиты.