Небеса нашей нежности - Анна Велозо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, Антонио. Ты человек полета, дитя воздуха, а Энрике – дитя земли, мужчина, с которым можно пройти долгий путь. – Она печально взглянула на него. – Прощай, Антуан.
Распахнув дверцу машины, она выскочила на тротуар и помчалась к дому, боясь, что передумает. Ей удалось подняться на крыльцо, сохраняя видимость самообладания и не проявляя паники.
Автомобиль Антонио все еще стоял перед подъездной дорожкой, и Ана Каролина чувствовала на себе его взгляд. Только когда она открыла дверь, позади взревел мотор и из-под колес во все стороны полетел гравий.
В доме ее уже ждала мать.
– Кто это был?
– Кто?
– Ну а как ты думаешь? Тот парень, который привез тебя сюда.
– А, это просто друг Энрике, – пробормотала Каро.
– И почему ты плачешь? – осведомилась донья Виктория.
– Я не плачу, – решительно заявила Каро. – Мне мошка в глаз попала.
– Вот, значит, как. Ну ладно. Чем вы с ним занимались? – не унималась мать.
– О господи, mae, стоит прийти домой – и ты мне уже допрос устраиваешь. Кроме того, мне не нравится твой тон. Ты меня в чем-то обвиняешь?
– Ни в чем, дитя мое. А что, у меня есть повод для каких-то… подозрений?
– Конечно, нет. Так, а теперь мне нужно в ванную, чтобы вытащить из глаза мошку.
Не дожидаясь ответа матери, Каро развернулась и стала подниматься по лестнице на второй этаж.
– Ана Каролина… – позвала Виктория, когда дочь уже стояла на последней ступеньке.
– Да?
– Мне тоже не нравится твой тон.
Каро возмущенно фыркнула. Неужели матери так важно, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней?
Донья Виктория задумчиво ходила взад-вперед по своему кабинету. Она все сразу поняла. Необычайно красивый юноша, искаженное от горя лицо дочери, залитое слезами, редкий и дорогой автомобиль ее кавалера, их путешествие только вдвоем… Все ясно. Происходит то, чего сейчас происходить не должно. Если Ана Каролина решила закрутить роман, то стоит подождать свадьбы, как делают все приличные женщины. Вначале выйди замуж – а уже потом заводи любовника, понятно же.
И все же Виктории было больно видеть страдания дочери. Что за мерзавец обидел ее? И кому вообще пришло в голову ухаживать за обрученной девушкой? Неужели нет других женщин, которые могли бы удовлетворить его низменные желания? Донья Виктория ни на мгновение не усомнилась в том, что этим наглецом двигали низкие, животные побуждения. Мужчины! Старые или молодые – все они одинаковы. Женщина погрузилась в воспоминания о молодости, когда и в ней горел огонь страсти, но она поспешно отогнала от себя эти мысли. Ана Каролина – не такая, как она. А этот мальчишка – не такой, как Леон. Тогда все было иначе. Кроме того, они с Леоном поженились. Не было ничего дурного в том, чтобы муж и жена страстно занимались сексом. Но внебрачные связи? Они приличной девушке ничего не дадут – кроме разбитого сердца и нежелательной беременности. Таких связей стоило избегать. Наверное, нужно спокойно поговорить с дочерью. Как женщина с женщиной, так сказать.
Но одними разговорами тут не обойдешься, донья Виктория прекрасно это знала. Нужны дела, а не слова. И она считала своим долгом что-то предпринять, чтобы разорвать эти непристойные отношения. Первым делом следовало выяснить, что это за красавчик. Его автомобиль – отличная зацепка. Начальник порта, безусловно, расскажет ей, кто и когда привез этот шикарный автомобиль в Бразилию. А как только донья Виктория установит личность этого подлого совратителя, она придумает, как удержать его подальше от своей дочери.
Антонио заметил фотоаппарат, только когда уже приехал домой. Каро забыла его в машине. Не раздумывая, мужчина забрал пленку себе, собираясь напечатать снимки. У него хотя бы останется фотография, напоминающая о чудесном полете с этой чудесной женщиной. Он надеялся, что это будет не последнее их фото. В конце концов, надежда умирает последней.
Фелипе думал о том, что его отец сбежал из дому в том же возрасте. Однако совсем по другим причинам: Феликс да Сильва был рабом. Но что заставило сбежать Бель? У нее был прекрасный отчий дом, она ходила в школу, она имела все, о чем шестнадцатилетняя девочка может только мечтать. Неужели это просто бунт подростка? Попытка отделиться от родителей? Или в воспитании Бель что-то пошло не так?
Фелипе не знал. И очень злился, не имея возможности объяснить себе побег дочери.
А больше всего его возмущало то, что она даже не попыталась поговорить с ним. Неужели она не понимала, как будут волноваться ее родители? Или у нее корона с головы упала бы, если бы она прислала письмо, чтобы сообщить, что с ней все в порядке? Ничего подобного.
Она ни о чем не уведомила родителей. И чем дольше Бель не появлялась дома, тем чаще они с Неузой обвиняли друг друга в случившемся.
– Если бы ты не запрещала ей танцевать…
– Если бы ты не вел себя как тряпка…
– Если бы ты не портила всем в доме настроение вечным нытьем…
– Если бы ты не давал мне поводов жаловаться…
Это было невыносимо. Конечно, Фелипе давно уже выяснил, где живет его сбежавшая дочурка. Она переехала к одной девушке, раньше жившей неподалеку, дочери незамужней кухарки. «Яблоко и правда от яблони недалеко падает», – подумал он тогда. Эта Беатрис умудрилась получить отличную работу, пусть и непонятно как. Но уже через год ее уволили. Она общалась с сомнительными личностями и была для Бель худшей товаркой, какую только можно себе представить.
С другой стороны, он хорошо знал свою дочь и понимал, что она никого к себе не подпустит и сумеет за себя постоять. Поэтому Фелипе решил не вмешиваться и понаблюдать со стороны, как Бель использует новообретенную свободу. Конечно же, Неузе он об этом не сказал – она бы его убила, если бы узнала, что он не притащил Бель домой силой. С ее точки зрения, только так можно было образумить девчонку. И все же Фелипе очень обидело то, что Бель ничего не сказала ни ему, ни Неузе, зато наверняка продолжила общаться с этим Нильтоном из музыкальной группы. Как бы то ни было, тот достаточно быстро нашел Бель замену – что вызвало у Фелипе определенное злорадство. Бель это не понравится. И это меньшее наказание за ее безответственность.
Но, видит Бог, Бель была не единственной его заботой. У малыша резались зубки, и он плакал ночи напролет. Донья Фернанда, мать Фелипе, была уже не так молода, чтобы вести хозяйство, к тому же у нее болели суставы. Лулу наконец стал проявлять первые признаки подросткового бунта – он отказывался разговаривать с окружающими. «Вы все равно ничего не поймете», – вот и все, что он говорил. И только Лара, его девятилетняя доченька, неизменно радовала Фелипе. Она отлично училась в школе, слушалась родителей и росла настоящей красавицей. Чего еще желать от дочери? Только Лара прыгала ему на шею, когда Фелипе приходил домой, и даже если у папы было не лучшее настроение, она заставляла его позабыть обо всех бедах.