Завтрашний день кошки - Бернард Вербер

– Когда?

– Когда посчитаю, что ты готова. На данный момент мне важно лишь то, что я не держу эти сведения в себе, а делюсь ими еще с кем-то. И если меня не станет, тебе нужно будет передать эти знания и другим кошкам.

Я подошла еще ближе, зарылась мордочкой в шею самца, в знак покорности прижала к голове уши, а потом повернулась и высоко подняла хвост.

– Я хочу от тебя детей, они заменят мне тех, которых я потеряла, – заявила я.

После чего застыла в ожидании, но Пифагор так и не сдвинулся с места.

– Ты ко мне равнодушен? – спросила я.

– Я решил посвятить свою жизнь знанию и отказался от удовлетворения примитивных потребностей, таких как есть или заниматься любовью.

– Это как-то связано с тайной твоего «Третьего Глаза»?

– Я установил для себя правило: нет желаний – нет страданий.

– Ты боишься, что секс со мной причинит тебе страдания?

– Я боюсь получить слишком мощный импульс наслаждения и в результате оказаться в зависимом положении. К тому же я уже познал вкус абсолютной свободы и полного отсутствия привязанностей. Мне никто не нужен, я ни в чем не нуждаюсь и чрезвычайно этим горжусь.

На этот раз я посмотрела на Пифагора уже другими глазами. Что ни говори, а в первую очередь в глаза бросалась сиреневая нашлепка на его макушке. Под ней, как я знала, было отверстие, ведущее прямо в мозг. Может, из-за этого он тронулся умом, напридумывал всяких небылиц и теперь меня ими пичкает? А я-то, наивная, внимаю каждому его слову.

Единственное, что мне не давало покоя, так это тот факт, что его рассказ о встрече наших двух видов выглядел в высшей степени правдоподобным и связным. Если Пифагор все сочинил, то для этого ему сначала пришлось изобрести весьма замысловатую систему, базирующуюся на прочной, незыблемой логике.

Оставалось лишь выяснить, почему он отказывается заниматься со мной сексом.

Ни один самец в здравом уме не в состоянии устоять при виде моей обнаженной попки. Что ни говори, но я молода и очаровательна, шерстка у меня густая и ухоженная, в то время как сам он лишь старый сиамец с короткой, серой щетиной. Я просто не могла не вызывать у него жгучего физического желания.

– Возьми меня – здесь, немедленно! – приказала я.

Пифагор будто не слышал.

– Ты не хочешь меня, потому что тебе тоже отрезали тестикулы и поместили в банку, да? – спросила я.

Сиамец выгнул спину, продемонстрировал свои причиндалы, и я увидела, что в этом отношении с ним все в порядке.

– Тогда почему ты отказываешься заняться со мной любовью?

– Нет желаний – нет страданий, – повторил Пифагор тоном, раздражавшим меня все больше и больше.

– Ты даже не понимаешь, чего себя лишаешь, – обиженно пробурчала я.

– Знаю, – возразил Пифагор, – и именно поэтому предпочитаю сказать «нет».

Оскорбленная его поведением, я решила вернуться домой.

У меня было дикое желание заняться сексом. Как же его утолить, этот импульс? Может, устроить прогулку по крышам и подцепить кота из первой же водосточной трубы?

После родов я все чаще вспоминала о том, что являюсь не только матерью, но и самкой.

Потом наконец я улеглась в свою корзину и провалилась в сон, наполненный самыми эротичными видениями.

Разбудил меня Анджело.

По правде говоря, он стал меня не на шутку раздражать. Он и так уже припал к моим соскам, пока я спала, а теперь еще взялся крутить и покусывать мои усы (терпеть не могу, когда к ним кто-то прикасается).

Ну никакого уважения к матери.

Я подождала, пока он не подобрался поближе, и шлепнула лапой, не выпуская когтей, так, что он упал на пол. Вот что такое современное воспитание в моем понимании. Общество, в котором новые поколения не чтут тех, кто произвел их на свет, изначально обречено.

Анджело поднялся, стал опять меня доставать, и я ударила еще раз.

А потом подумала, что вся проблема в общении. Иногда, чтобы тебя поняли, нужно повторить несколько раз. Я не могла наладить хороший контакт с сыном. Я не могла наладить хороший контакт с своей служанкой. Я не могла наладить хороший контакт со своим самцом. Единственным, с кем я общалась хорошо, был самодовольный сиамский кот, в ответ плативший мне… презрением.

Из дома напротив донесся какой-то шум. Начинался спектакль. Я вновь притаилась в углу балкона и стала наблюдать. На этот раз за одним человеком бежали целых три. Догнав, они стали осыпать его ударами. Происходящее в точности напоминало события вчерашнего дня, с той лишь разницей, что сегодня преследователей было больше. Глядя на них, я увидела, что троица вооружена ножами. Один из них выкрикнул какой-то слоган, который остальные тут же подхватили.

Потом опять явились люди в синей униформе, чтобы защитить того, что лежал на земле. К их противникам прибыло разномастное подкрепление, и они вновь сошлись в бою, награждая друг друга ударами палок и ножей. Опять полетели гранаты, и окрестности заволокло дымом, раздражавшим мои дыхательные пути.

Тем хуже, я буду кашлять, но все равно останусь посмотреть, чем все это закончится.

Один из троицы выхватил оружие. Грянул выстрел, и человек в синем мундире упал на землю.

Я перегнулась через перила, чтобы в подробностях рассмотреть, как события будут развиваться дальше.

Появился еще один отряд людей в синем. К их врагам тоже подоспела помощь. Откуда-то вынырнули еще какие-то субъекты, отличавшиеся и от первых, и от вторых, и тоже начали стрелять. Слышались крики, выстрелы и взрывы. Воцарился полный хаос.

Я решила, что противники устанавливают новые, более громоздкие системы вооружений, доселе мне неведомые, способные вызвать огромные разрушения. В какой-то момент один из сражавшихся навел на мой дом трубу, заканчивавшуюся грушей, и выстрелил. Раздался взрыв, и все утонуло в облаке дыма.

Недруг тоже не стал медлить с ответом. Из грузовика с башенкой затарахтели выстрелы, и машины, за которыми прятались люди, одна за другой взлетели на воздух.

На помощь синим мундирам прибыли бойцы в зеленой униформе. Если верить Пифагору, это сигнал, по которому можно узнать, что началась война.

Все носились, кричали и стреляли. Я слышала, что на прилегающих улицах тоже гремят взрывы.

Люди прятались за стенами и машинами, некоторые из которых были объяты пламенем. Стреляли с крыш. Воздух пропитался едким запахом паленого.

Потом вся эта свара разом прекратилась, будто гроза. Те, кто еще мог, бросился бежать, остальные так и лежали на земле посреди вывороченных взрывами камней. Стало тихо.

Натали не возвращалась.

Я по-прежнему смотрела на улицу. Один раненый пополз; другой, тоже здорово искалеченный, двинулся ему навстречу, помогая себе единственно локтями. Потом они сцепились, покатились и стали кусаться.