Путь к золотому дракону - Лариса Телятникова

Слепки размножили и упаковали по два для экстренной ковенской рассылки.

Радость от быстро выполненной работы омрачала одна мелочь. Если слепок с магического поля Рихтера был профессионально четким, то слепок поля студентки Ясицы можно было разобрать только с большим трудом. Это вполне понятно — кто будет стараться, снимая слепок с магического поля какой-то первокурсницы? Но Цвирт все равно предпочел бы иметь слепок почетче. Впрочем, учитель Тэнгиэль был прав. Где один, там и другие. Найти бы Рихтера, а с оборотнем и адепткой справиться будет уже на порядок легче.

в которой герои наконец-то выходят из леса, причем сожалеет по этому поводу не только Сигурд, но и КОВЕН. Гномьи банки между тем в очередной раз подтверждают свое право зваться подлинным оплотом цивилизации, и журналистика успешно доказывает, что способна приносить немалую пользу

1

Позже я узнала, что вечер третьего числа грозника был богат на самые разнообразные знамения. Небо над Межинградом сплошь залило тревожное багровое сияние; по всему городу с карканьем носились вороны, неподобающе крупные, наглые и подозрительно довольные жизнью; четыре петуха в четырех концах, будто сговорившись, снесли по яйцу, причем по какому — крупному да крапчатому; а в довершение всего пестрая корова почтенного Дробна человеческим голосом предрекла скорый конец света и рост цен на ситец в горошек.

Еще позже я выяснила, что большого значения мировая общественность всему этому не придала: известное дело, такое уж место всякая столица, что ничего доброго там случиться не может. Разве что по ошибке.

Что касается меня — ничего зловещего я в тот вечер не наблюдала.

Вечером третьего числа грозника-месяца мы сидели вокруг костерка и вдумчиво ели зайца. Поймал его, разумеется, Сигурд, для такого дела сменивший ипостась; мне было очень интересно, что думают по этому поводу местные волчьи стаи, но оборотень молчал, а я пока стеснялась спрашивать.

Заяц был вкусный, но маленький.

Невысокое пламя костра длинной дрожащей полосой отражалось в озерной воде. То и дело слышался плеск: рыба здесь водилась в весьма пристойных количествах, но от одного слова «уха» мне становилось нехорошо. Здешний край можно было смело назвать Озерным — редкий вечер мы ночевали не на берегу.

Наконец заяц был доеден, и каждый занялся своими делами. Точнее, делами как таковыми занялся один Эгмонт: достав карту, он в очередной раз принялся над ней медитировать, периодически замеряя пальцами какие-то расстояния. По опыту я знала, что сейчас его лучше не отвлекать. Сигурд не мудрствуя лукаво опять превратился в волка и растянулся возле костра, положив голову на скрещенные лапы. Руки так и тянулись почесать его за ушами, но я понимала, что оборотень может и обидеться. Он же не домашняя псина в конце концов!

В качестве альтернативы я почесала собственный бок — как легко догадаться, сплошь искусанный комарьем. Солнце почти зашло, свет был только от костерка, и впереди темнела озерная вода, а позади молчал суровый лыкоморский лес. Никогда в жизни я не заходила в него так глубоко.

Нет, мне не было страшно. С Сигурдом, наверное, я пошла бы даже в тайгу (прихватив, правда, баночку средства от насекомых) — оборотни в лесу, как дома, знают каждый угол, и каждое дерево им друг. Но я все-таки была городским жителем — как, честно сказать, и Эгмонт. Мне вдруг страшно захотелось обратно в Академию — туда, где в небо упирается острый серебряный шпиль, а в фонтанчике на внутреннем дворе вода плещется от магии фэйри.

Я слишком привыкла. Прижилась. Этого делать нельзя, вот теперь и приходится расплачиваться. Но вдруг меня пронзила совершенно сумасшедшая мысль: а может… может, нам все-таки удастся вернуться? Ведь Сигурд действительно невиновен, и конунг защитит его. Кто, если не она?

Но от конунга Арры нас отделяли версты лыкоморской земли, поросшей густыми лесами, — да еще Драконий Хребет… Я опять вернулась мыслями к географии и, не выдержав, спросила:

— Сигри, а какое-нибудь жилье тут рядом есть?

Оборотень поднял голову с лап, и я запоздало сообразила, что он наверняка не может говорить в волчьем обличье. Но ответил мне не Сигурд, а Эгмонт, по-прежнему не отрывавший глаз от карты.

— Здесь есть целый город, до него рукой подать. Завтра к нему выйдем. Он совсем маленький, но там мы затаримся едой и, может быть, купим лошадей. Бессмысленно прятаться в лесу: скоро начнется Большой Северный Тракт.

— Завтра? — переспросила я, освежая воспоминания о севере Лыкоморья. По моим расчетам, мы должны были выйти к первому поселению только через два-три дня, и то если сильно повезет.

— Завтра, — подтвердил Рихтер. — А в двух днях от него будет другой, побольше — называется Листвяги. И туда нам точно придется завернуть, потому что там есть филиал «Ильмариненс Лериэ». Снимем деньги, чего им зря пропадать…

Я не думаю, что у гномов когда-либо зря пропадали деньги: вот пропасть просто так — это совсем другое дело! — но Эгмонт был прав, золота при себе у нас почти не было. С другой стороны, если в городе есть банк, то там наверняка найдется и отделение КОВЕНа, а попадать в лапы несостоявшимся коллегам мне отчаянно не хотелось.

— А ковенцы нас там, часом, не встретят? — спросил Сигурд. Он знать не знал, что я уже решила, будто оборотни не способны разговаривать в волчьей ипостаси. — А то радости им будет…

— Не будет, — уверенно посулил Рихтер. — Во-первых, мы изменим внешность… я вам ее изменю. Яльга, — строгий взгляд в мою сторону, — не станет испытывать на нас свое мастерство иллюзиониста. Во-вторых, мы качественно продумаем легенду. В-третьих, — говорю же, недалеко уже Большой Тракт, а он обнесен такими заклинаниями, что проще ехать не скрываясь. Дешевле выйдет.

Он замолчал, сворачивая карту, потом присовокупил:

— Кроме того, насколько я знаю КОВЕН, сейчас они прежде всего наложили запрет на телепортацию. Это мешает нам, но и им не помогает: никакой столичный десант до этих мест пока не доберется, а с парочкой местных магов я справлюсь даже при наихудшем раскладе.

«Скромный ты наш», — подумала я, поглаживая амулет против чтения мыслей.

2

Поутру, стоило нам немного отойти от стоянки, лес начал редеть, но прошло не меньше трех часов, прежде чем мы вышли на опушку, а впереди показались вросшие в землю избушки. Некоторые были уже нежилыми, и из окон выглядывала высоченная трава.

Надо думать, это были самые что ни на есть задворки — чем дальше мы шли, тем крепче становились избы, возле них стали появляться палисадники с непременными мальвами, акациями и мятой. В глубоких лужах у дороги нежились свиньи, а в зарослях бурьяна то там, то сям появлялась фигура петуха в окружении многочисленных куриц и цыплят.

На потемневших от времени скамеечках у ворот сидели местные старушки — от своих городских аналогов они отличались только тем, что у многих в руках были веретена. Нас провожали любопытными взглядами, и я даже догадывалась почему.