Горькое лекарство - Ирина Градова

– Что она делает конкретно?

– Подавляет рост патогенных структур и уменьшает воздействие лучевой, радио- и химиотерапии на организм. На основе антител, содержащихся в организме акулы, можно со временем создать настоящие лекарства. Кровь акулы содержит антитела, производящие HER-2 белок и останавливающие разрастание раковых клеток. Синтетический вариант этих антител может быть использован в качестве лекарственного препарата, но, как я уже говорила, исследования продвигаются черепашьим шагом из-за отсутствия финансирования, поэтому ждать производства таких препаратов придется еще очень долго! Вы слышали о лекарственном средстве под названием герцептин?

– Н-нет, не припомню такого, – покачала головой Алла.

– Он выпущен десять лет назад и способен лечить особенно быстро растущие опухоли. Многие считают, что препараты, основанные на крови акул, могут стать, так сказать, вторым герцептином и осуществить прорыв в лечении рака молочной железы! Видите ли, антитела акулы являются ключевыми в лечении этого вида рака, поскольку они способны проникнуть через минимальное пространство клеток. Следовательно, они могут достичь той части белка HER-2, куда не добираются другие препараты.

– А этот… герцептин – вы его тоже используете?

– Разумеется, но, хоть он и является блестящим лекарством от рака, но все же имеет ряд недостатков. Организм некоторых женщин к нему невосприимчив либо становится устойчивым к лекарству в процессе лечения, и герцептин теряет эффективность.

– Что ж, я вижу, что используемые вами виды лечения разнообразны! – заметила Алла. – Честно говоря, после разговора с доктором Гаспаряном у меня создалось впечатление, что вы лечите чуть ли не горловым пением!

– Я говорила ему, что нужно быть более гибким и принимать нововведения, иначе рискуешь остаться на обочине медицины! – усмехнулась Цибулис. – Вот вы бы променяли цифровое телевидение на аналоговое – теперь, когда видите все преимущества первого? Или, скажем, смартфон на проводной телефон? Вот и в медицине все так же! Те, кто вовремя сориентируется и выберет правильный путь, лечат больных и дают им нормальную, полноценную жизнь. Другие же жалеют, похлопывают по плечу и отправляют на кладбище – по-другому не бывает!

Алле слова онколога показались чересчур циничными и даже жестокими, однако, общаясь с врачами, она пришла к выводу, что большинство из них с годами черствеет – профессия заставляет: если пропускать каждую болезнь через себя и отдаваться пациенту целиком, то другим ничего не достанется!

– Надеюсь, вы не думаете, что это Гаспарян поджигал мой почтовый ящик и портил машину? – спросила Цибулис. – Он меня не любит, мягко говоря, но на такие мелкие пакости не способен!

– Согласна с вами, – кивнула Алла. – С тех пор, как мы в последний раз виделись, получали ли вы еще какие-то, гм… сигналы от вашего преследователя?

– Нет, ничего такого, – как-то слишком быстро ответила онколог.

– Инга Алойзовна, – вздохнула Алла, – хоть вы и отрицаете возможность того, что кто-то из больных может желать вам зла, я все же решила проверить…

– Алла Гурьевна, я уже говорила, что речь идет о врачебной тайне, и я не могу…

– Я и не прошу вас раскрывать никаких секретов: мне удалось добыть кое-какие сведения о двух пациентках, с которыми у вас, если так можно выразиться, случились проблемы.

– И как вам это удалось? – нахмурилась врач.

– У Следственного Комитета есть кое-какие возможности, знаете ли, – уклончиво ответила Алла. – Так вот, раз уж я сама все узнала, вы можете дополнить мои сведения, и это не будет считаться нарушением врачебной тайны, тем более что я не прошу медицинских подробностей. Вы понимаете, о каких именно пациентках я говорю?

– Даже не представляю!

Алла внимательно смотрела на собеседницу. Почему она лжет? Даже если предположить, что доктор не в состоянии упомнить всех больных, он обычно хорошо запоминает свои неудачи. Или она кого-то покрывает? Это объясняло бы неохоту говорить.

– Ну, во-первых, Полина Арефьева, припоминаете?

– Конечно, я помню Полину, – вздохнула Цибулис. – К сожалению, она – один из моих провалов. Я не справилась, и она умерла!

– Ее смерть стала для вас ударом?

– Еще каким! Поначалу она отлично реагировала на лечение, но… Я ведь не просто так веду строгий отбор пациентов – Полина не подходила, но мне ее навязали! А я ведь предупреждала, что не могу гарантировать успех…

– Что значит – навязали? – уцепилась за ее слова Алла.

– Вы вообще в курсе, кто такая Арефьева – в смысле, кем она была?

– Еще не выясняла, – честно призналась Алла.

– Так я вам расскажу. Полина Арефьева была фотомоделью, причем весьма востребованной. Вы наверняка видели ее снимки в журналах, хотя она в последнее время снималась в основном за границей, в Италии, Испании и так далее… Только не думайте, что я такая уж поклонница, просто Полина сама рассказывала. Честно говоря, она запустила ситуацию до такой степени, что от нее практически отказались специалисты районного онкодиспансера: если бы операцию сделали вовремя, когда проблема только обнаружилась, она была бы жива и вполне здорова. С другой стороны, понять девушку можно, ведь ее внешность – именно то, чем она зарабатывала на жизнь!

– Но насколько я понимаю, сейчас это не такая большая трагедия, ведь есть протезирование…

– Верно, но вы представьте себе, сколько времени все это заняло бы! Во-первых, ни о каком протезировании не может быть и речи до тех пор, пока, во-первых, ткани не зарубцуются, а во-вторых, что гораздо важнее, рак не уйдет полностью. Лечение онкологии – это ведь не зуб вырвать… Хотя и в этом случае бывают осложнения. Так что Полина, не желая оказаться выброшенной из обоймы как раз в тот момент, когда ее карьера пошла в гору, отказалась от радикального лечения и согласилась только на химиотерапию, которая, к сожалению, оказалась малоэффективной. Кроме того, ее профессия требовала разъездов и напряженного графика работы: сами понимаете, при таких условиях она была самым что ни на есть неудобным пациентом! Кто-то рассказал ей о нашем центре и моих методиках, и она решила, что хочет именно ко мне. Я приняла ее, посмотрела результаты обследований, анализы, схему предыдущего лечения и пришла к выводу, что Арефьева мне не походит.

– Почему?

– Трудно объяснить неспециалисту… Если попроще, то ей была показана самая обычная, традиционная терапия, но сначала, конечно же, операция, без которой обойтись было нельзя. Однако Полина настаивала на экспериментальном лечении и сохранении груди!

– Но вы же сами сказали, что ваши методы позволяют…

– Да, но в самых удачных случаях. Опухоль Полины к таким не относилась, она была очень агрессивной и быстро росла! Я предложила перенаправить ее к одному из своих коллег и поступить, как обычно: попытаться избавиться от метастазов, уменьшить опухоль и провести мастэктомию. При возможностях современного протезирования она со временем могла бы воспользоваться грудными эндопротезами и даже муж или любовник не догадались бы о том, что грудь не настоящая!