Не верю в доброту братвы - Владимир Колычев

Оксана в кабинет вошла, виляя бедрами, но Сева на нее даже не глянул. Все-таки закрылись у него глаза.

– Все нормально?

Она встала у Глеба за спиной, ее длинные красивые пальцы нежно примяли его шейные мышцы. Да, массаж бы ему сейчас не помешал, но ведь это может перерасти в интим. А кровь у Глеба уже хмельная, паруса над желаниями распущены. И если Оксана на них подует, его корабль может оказаться в ее гавани…

– Нормально, – ответил за него Сева, открывая глаза. Глянув на нее, понял, что вопрос был адресован Глебу, недовольно поморщился и стал подниматься. – Поехали!

Глеб тоже поднялся, и они медленно вышли из офиса.

В машине их ждал трезвый Макарон. А жил Сева недалеко от рынка…

Не хотел Глеб ехать к нему, но пришлось. Удрал от Оксаны, но попал под прицел Кати.

Девушка заметно смутилась, увидев его. Глазки заблестели, щечки порозовели.

Глеб и опомниться не успел, как оказался за накрытым столом.

Стол низкий, но и диван не высокий. И еще он такой мягкий. А Катя такая теплая. Нет, Глеб не касался ее, но ее тепло, казалось, передавалось на расстоянии. И тепло, и наводящие токи сексуального обаяния. Она сменила домашний халат на облегающее платье – без декольте, но с открытой спиной.

– Глеб, как тебе нравится? – развернулась она вокруг оси.

– Очень хорошо… Где брала?

– Ну ты же у нас человек занятой. У Жени я была.

– Ей теперь Женя нравится, – пьяно хмыкнул Сева.

Он сидел в кресле, глубоко в нем утопая. Тело его зафиксировано, поэтому шататься не могло, зато голова качалась на шее. Медленно качалась, как будто Сева находился в состоянии транса. И глаза у него закрыты.

– Раньше ты, Глеб, ей нравился, а сейчас она на Женьку твоего переключилась…

– Сева, может, хватит? – обиженно посмотрела на него Катя.

– Так я еще и не начинал… – хмыкнул он. – А Женя начинал? Или он женщинами не интересуется?

Катя поджала губы и расстроенно посмотрела на Глеба, прося о снисхождении к ее дурному мужу.

– Интересуется, – ответил Глеб.

– А свадьба у него когда? – не открывая глаз, спросил Сева.

– Невесты еще нет.

– А лет ему сколько?

– Двадцать четыре.

– И бабы нет… Слушай, а давай его женим!

– На ком?

– На Ксюхе! Они ж там вась-вась, да?

– Вась-вась?

– Ну он ей товар поставляет, да? А кто поставляет, то и вставляет, гы-гы!..

Глеб вдруг поднялся, и Сева тут же открыл глаза:

– Ты куда?

– Да мне уже домой пора.

– Ты что, меня не уважаешь?

– Уважаю.

– Катька, чего сидишь? Угощай мужика!..

Глеб сам наполнил поданные под коньяк бокалы. Сева выпил, устало откинулся в кресле и снова закрыл глаза.

– Сейчас он спать ляжет, – обращаясь к Кате, сказал Глеб, – и я пойду.

– Ты торопишься? – тихо спросила она.

– Ну пора и честь знать.

– Так мы тебя не гоним… Вон, Сева обидится, если ты уйдешь… А я тебе компанию составлю!

Она потянулась за бутылкой, но Глеб ее опередил.

Сева услышал, как стеклянное горлышко бутылки стукнулось о хрусталь бокала, открыл глаза, удовлетворенно кивнул, увидев, что и ему наливают.

Выпил и, поднявшись, вышел из комнаты.

– Я сейчас! – донеслось из коридора.

– Что вы там сегодня отмечали? – спросила у Глеба Катя.

– Да так… – сумрачно усмехнулся Глеб. Интересно, что сказала бы Катя, узнав, по какому поводу пьянка? Но, может, она привыкла к тому, что муж убивает людей…

– Ты теперь вместе с Севой работаешь? – не зная, что сказать, спросила она.

– Работаю.

– И как?

– Да ничего…

– Ну давай, чтобы у вас все было хорошо! – смущенно улыбнулась Катя.

– Давай! – кивнул он.

Они выпили, он поставил бокал на стол, а Катя вдруг поднялась с дивана и выпорхнула из комнаты, бросив на ходу:

– Я сейчас!

Глеб хотел остановить ее, сказать, что уходит, но не успел: слишком уж быстро Катя исчезла.

Ничего, он скажет ей это, как только она вернется. И еще скажет, с каким козлом она живет… Да, надо ей это сказать, пусть знает. А то ведь попадет впросак, а Глеб в этом будет виноват…

Он вернулся на свое место, наполнил бокал, но пить не стал. И так чересчур принял…

Кати все не было, а его снова потянуло в сон. Он решил ее не дожидаться, как-нибудь в другой раз предупредит… А может, и не надо этого делать. Чужая личная жизнь – потемки, пусть Сева и Катя сами в них плутают. В конце концов она знала, за кого выходила замуж…

Вдруг из спальни донесся чей-то стон. Всколыхнул тишину и стих.

Глеб понял, что произошло. Катя собралась идти к нему, но Сева ее не пустил. И пырнул ножом…

Но человек так устроен, что зарезать его насмерть с первого раза практически невозможно. Бывают, конечно, такие случаи, но куда больше обратных примеров. Возможно, Катя жива, и ей еще можно помочь…

Глеб бросился к спальне, но в комнату заходить не стал. Он еще в коридоре понял, что Катя жива. Причем живее всех живых. Сева лежал на спине пластом, а она сидела на нем, как в седле, и на всем скаку мчалась навстречу своим фантазиям.

Что ж, Катя нашла достойный выход из ситуации, Глеб мог только сказать ей: «Браво!» Но аплодировать не стал, а просто покинул чересчур уж гостеприимный дом. Причем сделал это без всякого сожаления…

Снег за окном кружит, ветер морозный, а на душе весна, сады цветут.

Нина стояла у окна, глядя, как Глеб садится в свою машину. Там ее муж, внизу, но ощущение такое, как будто он стоит рядом, обнимает сзади, согревая своим теплом. Опьяняющее ощущение, и вместе с тем бодрящее.

Глеб уезжал на работу, и ей пора браться за дело. Порядок в квартире навести несложно, а потом надо садиться за машинку. В семейном цеху она больше не работала, но у нее задание на дом, хотя Глеб говорит, что можно обойтись и без этого. Вот если отец перестанет кроить, тогда все может накрыться медным тазом. Он в своем деле гений, без него никак нельзя, а если Нина отойдет от семейного дела, то этого никто и не заметит. Она теперь девушка замужняя, у нее своя семья, и Глеб зарабатывает достаточно для того, чтобы Нина занималась только домом. Но ей нравилось шить, поэтому она и дальше будет строчить на машинке. Но без крайности, по мере сил и возможностей. Глеб не велел ей убиваться на этой работе…