Обречены любить - Келли Хантер

— Вполне возможно.

— Надеюсь, что не фотоальбом, — пробормотала Мия. — А дневник она вела?

— Если и вела, то мне о нем не рассказывала. Может, там украшения?

— Ох.

— Что? Ты не любишь украшения?

— Люблю, — вздохнула Мия. — Но если они принадлежали моей матери, я опять расплачусь.

— Понятно. Я пошел.

— Трус, — проворчала Мия. — Хочешь получить меня ночью, постарайся потерпеть мои слезы сейчас. У нее было много украшений?

Итан решил, что секс стоит того, и пожал плечами:

— Не слишком. Она предпочитала свой сад.

Мия вздохнула, взяла коробку и сняла обертку, открыв взгляду Итана красную бархатную коробочку. Итан огляделся: бумажные платки были в пределах досягаемости; хорошо.

— Это медальон, — слабым голосом сказала Мия.

Старый, простой золотой медальон. Итан знал, что внутри: прядь мягких черных волос, перевязанная белой ленточкой.

— Открой.

— Чьи это волосы? — прошептала Мия, поднимая глаза на Итана.

— Твои.

Итан был готов к слезам, но увидел только широко распахнутые, но спокойные, умиротворенные серые глаза.

— Помоги надеть, — попросила она.

— Потом, — покачал он головой и притянул ее к себе.

Поцелуй был наполнен страстью и желанием, теплом и сочувствием. Итан отдался ему полностью, не думая, что делает, не думая, что это привяжет ее к нему. Он не думал о любви — это слово использовала только Мия. Этот поцелуй был похож на предыдущие — и в то же время разительно отличался от них, потому что в нем была нежность, сопротивляться которой Итан не смог. Последние заслоны рухнули, все щиты опустились. Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как Мия предлагает ему всю себя, и попытался вложить в поцелуй все, что мог дать ей. Он знал, что этого недостаточно, но он предупреждал ее, что не может дать больше.

— Осторожнее, Мия, — из последних сил выдохнул он.

— Следи за собой.

Они сами не заметили, как оказались в постели, как хрупкая нежность сменилась огненной жадностью. Итан смотрел, как Мия выгибается под ним, и знал, что хотя бы в постели может дать ей все, чего она хочет.

Много позже Итан в приятном изнеможении лежал рядом со спящей Мией и смотрел, как огни города за окном бросают на стены золотые лучи и делают тени в углах чернее. Ему было хорошо, но заснуть он не мог. Мия подобралась к нему слишком близко. Она помирилась с его отцом, причем инициировал это примирение сам Итан, словно не понимая, что оно сблизит их еще больше. Он больше не мог бороться с восхищением, глядя, как смело она встречает свое прошлое, пропускает его через себя и двигается дальше. Он больше не мог делать вид, что Мия ничего не значит для него.

Итан посмотрел на нее и обнаружил, что она сонно смотрит на него с улыбкой на все еще чуть припухших губах. Она была так прекрасна — и так бесконечно опасна.

— Привет, — сказала она. — Поделишься тяжкими думами?

— Пожалуй, нет.

Она подтянула к себе подушку и зарылась в нее подбородком.

— Можно задать тебе личный вопрос?

— Вряд ли мой отказ отвечать остановит тебя.

— Почему ты так и не построил свой пляжный домик?

Итан перевернулся на спину и заложил руки за голову.

— Сначала не было земли.

— Но потом ты нашел участок?

— Да.

Вообще-то его нашла Арианна по пути черт знает куда. Итан влюбился в это место, дикое и прекрасное, как его жена, с первого взгляда и купил его, не раздумывая и не пытаясь сбить цену.

— Почему сразу не занялся строительством?

— Да как-то руки не дошли.

— Потому что твоя жена умерла?

— Нет.

— Ты ни разу не заговорил о ней, Итан.

И говорить не собирался.

— Не так давно ты помог мне представить прошлое в выгодном свете, помог отпустить все плохое и смело смотреть вперед. Я хочу сделать то же самое для тебя.

— Я и так смело смотрю вперед.

— Тогда почему никого не подпускаешь к себе?

— Я подпустил к себе тебя.

— И все-таки я далека от тебя. Что с ней случилось, Итан? Что она сделала с тобой? Почему ты так боишься чувств?

— Ничего не случилось.

Он ни с кем не хотел говорить об этом, даже с Мией. Он сел и потянулся за своей одеждой.

— Мне надо идти.

Мия тяжело вздохнула:

— Ты должен рассказать мне все, и я постараюсь помочь тебе по-другому взглянуть на вещи. Иначе ты никогда не исцелишься.

— А зачем мне исцеляться? Чтобы я смог влюбиться в тебя? — Если, конечно, это еще не случилось. — Этого не будет, Мия. Я такой, какой есть. Я уже отдал тебе все, что мог. Принимай меня таким или уходи.

Мия внимательно всмотрелась в его лицо:

— Я подумаю над этим.

Следующие дни прошли в мыслях об ультиматуме Итана. Он держался от нее на расстоянии, она много работала; не сговариваясь, они взяли перерыв. Впрочем, так или иначе, эта ситуация должна была разрешиться довольно скоро. Когда Мию обуревали сомнения в чем-то, она становилась неразговорчива, но в данном случае вовсе не неуверенность не давала ей заговорить. Напротив, она прекрасно понимала, что происходит: она больше никого, никогда не сможет полюбить, кроме Итана, и ей придется согласиться на его условия. В этом-то и состояла проблема.

Мия загнала саму себя в тупик. Она не сможет уйти от него, а он никогда не раскроет для нее свое сердце. Оставалось только ждать, работать и предаваться размышлениям.

Она выдала Санджею карт-бланш на оформление северного крыла, помогла выбрать мебель. Она подготовила пир, которого хватит, чтобы накормить не только голодного духа, но и целую армию рабочих с семьями. Она отправила отцу напоминание, что праздник, присутствие на котором обязательно, состоится на четырнадцатый день седьмого лунного месяца. И если Итан думал, что сможет оттолкнуть ее грубым разговором о том, что он берет желаемое и ничего не дает взамен, он крупно ошибался. Сам того не зная, он дал ей все, чего она только могла пожелать. Он никогда не советовал ей бросить ту или иную затею только потому, что сам никогда не ввязался бы в подобное мероприятие; он просто засучивал рукава и строил планы, мечтал вместе с ней, и вместе они свернули горы. Он понял ее боль, смог понять, что терзало ее. Он знал, что она не успокоится, пока не уяснит для себя причины поступка их родителей. Он помог ей понять, принять, простить, щедро делясь с ней своим временем, своим знанием, собой.