Шанс милосердия - Сергей Станиславович Юрьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Успокойтесь, госпожа Озирис. Всё позади. – Кто-то хотел её успокоить, но она боялась смотреть на своего спасителя. Он мог оказаться опаснее незнакомца, который только что пытался её убить. – Госпожа Озирис, вам уже нечего бояться.
– Кто вы? – Флора всё-таки подняла веки и увидела сквозь пальцы глаза, сверкающие белками в темноте. Остальную часть лица скрывала чёрная повязка, а лоб до самых бровей был обвязан чёрным нихангом. – Кто вы?
– Не извольте беспокоиться, госпожа. Ночная Стража. Братство Невидимых. – Из-за повязки голос звучал слегка приглушённо и невнятно, зато блеск глаз впечатлял – они выражали уверенность, твёрдость и, как ни странно, сочувствие.
Она с трудом оторвала взгляд от его лица и увидела, что над неподвижным телом, рассматривая его при свете тусклых ручных фонарей, склонились ещё двое стражников в чёрных кафтанах и со скрытыми под масками лицами.
– Зачем было его убивать? – спросила Флора первое, что пришло в голову. – Что вам мешало его просто схватить? И как вы вообще здесь оказались?! И откуда вы знаете, кто я?
– Не слишком ли много вопросов сразу, госпожа? Отвечаю по порядку. Застрелили мы его, потому что покушение на убийство не карается смертью, и, останься он жив, дело ограничилось бы десятью годами каторги на рудниках Северного Киша. По закону, чтобы заслужить смерть, ему следовало вас убить. А по совести он её заслужил. Мы сделали так, чтобы и справедливость восторжествовала, и закон не был нарушен. А здесь мы оказались потому, что нам стало известно о готовящемся покушении, и мы взяли вас под негласную охрану. А теперь позвольте проводить вас до дому.
– Сама дойду. – Она отвела его руку, обтянутую чёрной перчаткой из тончайшей кожи. – Я знаю дорогу.
Проходя мимо распластанного на тротуаре окровавленного тела, она нашла силы взглянуть на лицо своего несостоявшегося убийцы и узнала его. Якуб был когда-то её студентом, писал курсовую работу о древнекеттской любовной лирике, всегда был почтителен и усерден. Два года назад его мобилизовали, и с тех пор о нём никто ничего не слышал. Либо он сбежал с призывного пункта, либо дезертировал с фронта… Славный мальчик. Мальчик-храбрец… Зачем он это сделал? Если за два года его не нашли, значит, у него было надёжное убежище, где он мог отсиживаться годами. Нет, не мог. Судя по тому, что Невидимые ждали его здесь, Ночная Стража знала, где он прячется и кто предоставляет ему убежище. Он всё равно бы погиб. Не она виновата в его смерти. Не надо было ему так рисковать ради того, чтобы убить несчастную женщину, которой всё равно, проживёт ли она следующий день. А ей самой-то не честнее было бы просто покончить с собой? И мальчик был бы жив. Мальчик-храбрец. Мальчик-глупец… Убить себя? Нет… У неё и на это не хватит храбрости.
Невесёлые мысли теснились в голове, но страха, привычного ноющего страха, который неотступно следовал за ней все годы после гибели мужа, больше не было. Теперь она знала: нужно на что-то решиться. Но на что? Не бросаться же, как тот глупый и храбрый юнец, на первого попавшегося прислужника оккупантов. Бессмысленно. Тем более большинство из них – вовсе не враги своей стране. Будь Кетт независимым государством, они точно так же, как и сейчас, ходили бы на службу или на работу, в меру сил и способностей исполняли бы свои обязанности… Если б имперские власти проявляли явную жестокость, если бы тех, кто неугоден режиму, вешали на фонарях, то общество могло бы и разделиться на людей, в ком сильнее страх, и тех, в ком преобладает ненависть. Сейчас большинство жителей Кетта не испытывает ни того, ни другого. И она, Флора Озирис, продолжала бы жить, как и все остальные – довольствуясь тем, что жива, если бы не знала чуть больше, чем основная масса сограждан…
Она открыла дверь своего подъезда. Раньше, если приходилось возвращаться затемно, она боялась в него входить, но теперь ей было всё равно, что её ждёт в следующую минуту. Она нащупала в темноте перила, медленно поднялась на третий этаж, привычным движением, не глядя, вставила ключ в замочную скважину, стараясь не скрипеть дверью, вошла в прихожую. Соседи ещё не спали. В комнате, где проживала молодая семья, пытался заплакать недавно родившийся младенец, и было слышно, как родители дружно успокаивают его нежным сюсюканьем. Другой сосед, старый пьяница, слушал заикающееся пение патефона. «Прохладный вечер, мы вдвоём, шумит камыш, листва трепещет…» – то ли это его любимая песня, то ли других пластинок у него просто нет. В третьей комнате, где после смерти бывшей хозяйки всей квартиры поселили двух курсанток военной радиошколы, было тихо. Похоже, девочки либо на ночных учениях, которые случаются трижды в неделю, то ли просто загуляли. Меньше всего ей хотелось, чтобы кто-то в этот момент вышел в коридор. Не хотелось ни поздравлений с новой работой, ни сочувственных взглядов, ни, тем более, каких-либо выражений неприязни. Она тихо прошла в свою комнату, включила свет, которому осталось гореть четверть часа до отключения электричества, и вспомнила, что сегодня ей не удалось ни пообедать, ни поужинать. На обед ей не удалось вырваться, а уходя со службы, она просто забыла зайти в столовую, что располагалась на первом этаже здания канцелярии Великого сагана. Не терпелось убраться подальше оттуда, где она вынуждена была провести этот день. Что ж… Не беда. Завтрак уже не за горами. А что потом? Что потом – что потом – что потом?..
Завтра она напишет ещё несколько речей для штатных агитаторов, текст краткого, но ёмкого выступления каёма императорского двора на траурной церемонии, посвящённой погребению профессора Ларса Гидеона. Раз десять Априм подкатит к ней с дополнительной работой, и только в половине случаев удастся послать его куда подальше. И всё это время различные дамочки, служащие других отделов канцелярии, будут под надуманным предлогами заявляться в помещение, где для неё дубовым парапетом отгорожен угол у окна, – только бы глянуть на новую сотрудницу, а если повезёт, то и познакомиться. Шутка ли – вдова героя, магистр древней истории, удостоившаяся личной встречи с самим Великим саганом, а ещё её выступление транслировалось по Имперскому радио. Но любопытствующие скоро иссякнут, о знаменитой речи забудут – и начнутся обычные «трудовые будни». Более того – скоро не останется и желающих её убить! Можно будет зарыться в недра учреждения, тихо делать свою работу и не высовываться. Главное – не забывать о завтраке, обеде и ужине. А чего ещё желать в такие времена, когда человеческая жизнь не стоит и выеденного яйца. Нет, о яйцах лучше не думать, чтобы не разыгрался аппетит. А ещё лучше – вообще ни о чём не думать. Спать, только спать.
Она разделась, аккуратно уложила одежду на стул, распахнула пошире окно и забралась под простыню, надеясь, что после тяжёлого дня уснёт мгновенно. Но сон упорно не шёл, и невесёлые мысли продолжали без приглашения лезть в голову. Почему-то вспомнился университет. Оставшиеся преподаватели, наверное, как и заявил Ахикар, занимаются систематизацией архива, библиотеки и хранилища древних артефактов для отправки всего этого богатства в Ниневию. А если завтра предложить передать часть архива и библиотеки в канцелярию Великого сагана? Априм наверняка ухватится за эту идею и передаст её «наверх». Для нужд пропаганды и агитации просто необходимы библиотечные фонды. Иначе, откуда черпать информацию? Сотрудники отдела только и делают, что переписывают старые речи или нагло передирают передовицы из «Патриотического вестника» или «Зари Катушшаша». Хотя бы часть книг останется в Кетте, а может быть, удастся сохранить и некоторые древние манускрипты. Хоть что-то в её положении можно сделать на благо своей страны! Хотя бы попытаться сделать…