Дворец сновидений - Исмаил Кадаре

страха, что опаздывает. Рука его уже готовилась сдернуть одеяло, но в этот миг его затуманенный мозг пронзала мысль, что сегодня на работу идти не надо. Это был его первый выходной с момента устройства во Дворец Сновидений.

Наконец он открыл глаза. Полоски света, пробивавшиеся сквозь белые тюлевые занавески на окне, мягко легли на край его подушки. Он полежал еще немного, затем откинул одеяло и встал с постели. Должно быть, уже поздно. Он подошел к зеркалу и взглянул на свое опухшее лицо. Голова была тяжелой, будто налита свинцом. Никто бы не поверил, что в свой первый выходной он встанет после сна более утомленным, чем обычно по утрам.

Он никогда не был ранней пташкой, и все же ему всегда нравилась первая часть дня, утренняя, которую его мозг воспринимал как время девичества дня. Еще не проснулись грабители банков, предсказатели, фонарщики и шлюхи с утомленными влагалищами.

Когда он умыл лицо, ему показалось, что он немного взбодрился. У него даже появилось ощущение, что, приложив некоторое усилие, смог бы припомнить пару незамысловатых сновидений, увиденных на рассвете. С тех пор, как он начал работать в Табир-Сарае, сны он видел редко, словно те не осмеливались сниться ему — тому, кто насквозь видел все их тайны и кто мог им сказать: идите дурите кого-нибудь другого, только не меня.

Спускаясь по лестнице, он уловил приятный аромат кофе и поджаренного хлеба. Мать и Лёка ждали его к завтраку.

— Доброе утро! — сказал он.

— Доброе утро! — ответили они ему с нежностью. — Хорошо спал? Выглядишь отдохнувшим.

Он утвердительно кивнул и сел возле жаровни, рядом с которой стоял низенький столик с чайной посудой. Уходя каждое утро очень рано и в спешке, он почти позабыл это чудесное утреннее время, когда сияние серебряных чашек, мерцание углей и меди старой домашней жаровни создавали, вместе с робким еще светом нового дня, ощущение вечно длящегося и полного грустной нежности утра.

Марк-Алем не спеша поел, а затем выпил кофе вместе с матерью. Сделав последний глоток, мать, как всегда, перевернула чашку, и Лёка подошла, чтобы погадать на кофейной гуще. Раньше именно в это время обычно кто-нибудь делился увиденным ночью сновидением, но теперь, после того как Марк-Алем устроился на работу, никто даже и не заикался ни о чем подобном. Это случилось уже в самую первую неделю, когда одна из его теток явилась в страшном возбуждении, чтобы пересказать ему сновидение, увиденное прошлой ночью. Вот нам теперь счастье-то привалило, заявила она, у нас теперь в роду свой собственный толкователь имеется, теперь не надо нам бродить по всяким гадалкам да арапкам. Марк-Алем вышел из себя, разгневавшись, как редко с ним случалось. С какой стати осмеливается эта пустоголовая приносить ему для толкования свои дурацкие сны? Да за кого она его принимает? Тетка открыла рот от изумления, потом ушла надувшись.

Марк-Алем смотрел на остывающие угли, подернувшиеся белым пеплом.

— Погода сегодня хорошая, — сказала мать. — Выйдешь прогуляться?

— Да, пожалуй, — ответил он.

— Солнца нет, но все равно тебе пойдет на пользу подышать немного свежим воздухом.

Марк-Алем кивнул.

— Давно я уже никуда не ходил, — проговорил он.

Он еще немного посидел молча, уставившись на жаровню, затем встал, надел кафтан и, попрощавшись с матерью, вышел.

Солнца и в самом деле не было. Он поднял голову, словно пытаясь отыскать хоть какие-то его следы на этом жалком небе, пустота которого вдруг показалась ему просто невыносимой. Он уже давно не видел неба над городом в это время дня, и оно показалось ему удивительно бедным, с несколькими невыразительными облаками и редкими птицами, оно навевало уныние. После начала работы в Табире этой дорогой он ходил по утрам, обычно в скверную погоду и очень рано, с головой, гудящей от недосыпа, а возвращался, когда уже начинало темнеть, почти ничего вокруг не замечая. Так что сегодня он разглядывал город как человек, вернувшийся из дальних стран. Взгляд его с каким-то изумлением блуждал по сторонам — налево, направо. Теперь не только небо, но и все остальное: стены зданий, крыши, повозки и деревья в парках — казалось ему выцветшим и безвкусным. Да что же это, пробормотал он про себя. Весь мир казался ему бесцветным и бледным, словно после изнурительной болезни.

Марк-Алем почувствовал какой-то холодок в груди, в то время как ноги сами несли его в центр города. На тротуарах с обеих сторон улицы было полно народу, но движения у всех были заторможенные, с какой-то скверной нарочитостью, и такими же жалкими казались скрипящие повозки, и скучный глашатай на площади Ислама, который, казалось, оповещал всех об унылости этого мира.

Да что же произошло здесь с жизнью, с людьми, да со всем вокруг? Там… (Марк-Алем улыбнулся про себя, как человек, хранящий священную тайну) там… в его папках, все было по-другому, там все сверкало красотой и лихорадочным блеском. Разноцветные облака, деревья в саду, снега, мосты, дымоходы, птицы — все было ярко и наполнено жизнью. И перемещения принадлежащих людям предметов были более свободными, плавными и гармоничными, как у оленей, бегущих в тумане, движения которых не ограничены законами времени и пространства. И каким же пакованным в кандалы, уродливым и ужасно скучным казался этот мир по сравнению с тем, сотрудником которого он теперь был.

Словно очумевший, Марк-Алем продолжал разглядывать город. Все было потерянным и унылым в своей нищете. Хорошо хоть, что в течение этих месяцев после начала работы он вообще никуда не выходил и не встречал никого из внешнего мира. Возможно, это и было причиной того, почему сотрудникам Дворца Сновидений очень редко давали выходные. Теперь стало понятно, что никакие выходные вовсе и не нужны ему были. И не нужно было ему вообще выходить в этот уродливый город.

Глаза Марк-Алема продолжали холодно разглядывать все вокруг. Он все больше убеждался в том, что это не случайное ощущение и что тамошний мир, хотя и был часто для него источником раздражения, больше подходил ему, чем этот мир здесь. Он никогда и подумать бы не мог, что отвыкнет от него так быстро, всего после нескольких месяцев отсутствия. Доводилось слышать о старых сотрудниках Дворца Сновидений, которые заживо теряли связь с жизнью и, если им доводилось вдруг появиться случайно в обществе, казались сомнамбулами. А не превратится ли и он через несколько лет в подобное создание? Ну и что, подумал он. Только взгляните, какой прекрасный мир придется ему покинуть! Люди подсмеивались над чудаками, но им даже в голову не приходило, какими