Шаги в пустоте - Юлия Александровна Лавряшина

успела подумать об этом и сразу осознала, какая же это глупость! Разве мало невинных людей лишились свободы по чьему-то оговору или просто из-за халатности?! Лень было искать настоящего преступника, а тут подвернулся такой вот Ромка, алиби которого висело на волоске – чуть задень и оборвется.

«Черта с два я дам его в обиду!» – я выступила вперед и произнесла ледяным тоном:

– У Романа нет никакого мотива. Он любил бабушку и заботился о ней. Уверена, что на его одежде вы не найдете ни капли ее крови. Когда мы вошли в квартиру, я не допустила, чтобы он притронулся к телу.

Оперативник (или кем он там был?) выслушал меня, чуть приоткрыв рот. Потом медленно обернулся к Артуру с выражением: «Твоя школа?» Но мой напарник не удостоил его взглядом, внимание Логова было сосредоточено на Ромке, и мне стало не по себе из-за того, как внимательно он смотрел на него. Мог следователь с таким опытом, как у него, нутром чуять, когда человек лжет? Разве я сама дала бы руку на отсечение, что Ромка говорит правду и к убийству бабушки никак не причастен? Мне всего лишь хотелось, чтобы это было так…

– Проверим, – буркнул опер. – А с кем-то у твоей бабушки были конфликты в последнее время? Может, с соседями… Или с родственниками?

Он произнес это с надеждой, точно подзабыв, что Ромка и есть ее родственник. И выдать должен кого-то из своих… Если нашлось бы, о чем рассказать, конечно.

То, как он задумался, заставило меня насторожиться: что-то было? Но Ромка уже покачал головой:

– Ничего такого… У бабушки был… сложный характер. Она частенько с кем-то… выясняла отношения. Во дворе и вообще… Но до такого, чтобы прямо… – он сглотнул слово «убить». – До этого не доходило.

– Может, у нее в квартире хранились сбережения? – предположил оперативник с тоской: ему не за что было уцепиться.

– Откуда? У нее пенсия была… никакая. Как у всех. Я ей продукты покупал.

– Хороший внук, да? – оперативник захлопнул блокнот и посмотрел на Ромку с раздражением.

Я сильно удивилась бы, если б выяснилось, что он записал дельную мысль. Скорее всего, только факты: проснулся во столько-то, вышел из дома тогда-то… Да этот мент курит бабские сигареты! Разве такой раскроет дело? Я до сих пор точно не знала, кто он такой, не представился же… Оставалось надеяться, что не следователь.

– Никуда не уходите, – предупредил Артур, когда оперативник скрылся в подъезде. – Вы еще можете понадобиться.

И пробормотал то, над чем мне пришлось поразмыслить:

– Ливень прогнозировали…

Убийца подгадал время, поняла я. Дождь загнал домой всех соседей, никто не заметил, как он вошел в подъезд и как вышел. И капли крови, если они остались на руках и одежде, таким ливнем запросто смыло…

– Я поднимусь, – произнес Артур вопросительно.

Если б я хоть взглядом дала понять, что мне страшно оставаться с Ромкой, он, конечно, не двинулся бы с места. Но я не испытывала ужаса. Мы только что плавали с ним в море и прятались от дождя… Разве мне стоило его бояться? По крайней мере, именно мне… Он же не безумный маньяк, который мочит всех подряд?

Так что я лишь кивнула, и Артур согласился с моим решением. Только сначала подошел к дежурившим во дворе полицейским и что-то сказал одному из них. Наверняка велел следить, чтобы Ромка не смылся…

А он и не думал бежать – сидел, опустив плечи, покрытые мурашками, и не отрываясь смотрел, как у его ног из-под земли выбираются растревоженные дождем червяки. Они задыхались в почве, заполнившейся водой, и стремились уползти подальше от норы, душившей их. Наверное, Ромка испытывал такое же мучительное желание вырваться, но не мог себе этого позволить. Внутренней свободы у него сейчас было меньше, чем у безмозглого червя.

Дразня нас, над двором носилась стая маленьких птиц, мне не удавалось их рассмотреть, да я и не сильна в орнитологии. Наверное, они тоже грелись и сушили перья. Гигантский шар, в который собрались пернатые, будто плавился под вернувшимся солнцем и менял форму, то вытягиваясь, то снова сбиваясь плотнее. Мне хотелось показать их Ромке, но он так глубоко погрузился в свое горе, что не увидел бы сейчас неба.

– Я схожу за кофе, – предложила я, глядя на его прибитую дождем макушку. – Надо хоть согреться…

Он ничего не ответил, но взглянул на меня исподлобья так, будто я бросала его погибать в трясине. Я тут же передумала:

– Ладно, обойдемся.

Кажется, он не услышал меня, потому что заговорил о другом:

– Меня она любила.

Эта фраза явно требовала продолжения… Внука Тамара Прохоровна любила, а кого – нет? Милу? Она подарила ей какое-то платье, но это не говорит о любви… Его маму? Вот это более вероятно. Павел был ее младшим сыном, наверняка она цеплялась за него душой, а Светлана не просто забрала его, но и увезла за тридевять земель. Матери пришлось тащиться за ними из привычного климата в южное пекло, а у нее уже и давление повышенное, и прочие радости… За что Тамаре Прохоровне любить Светлану? Но если б я спросила напрямую, Ромка мог сообразить, что подставляет самого родного человека, и замкнулся бы.

Оставалось надеяться, что он разговорится сам, и я только кивнула:

– Любила. Я заметила.

– Я похож на папу, – пояснил он. – Наверное, поэтому.

Похоже на правду, подумала я. Все опять возвращалось к Павлу… А если матери было известно о нем больше, чем брату и остальным? Чем-то ведь Тамара Прохоровна хотела поделиться с Артуром… Не доверять ей Павел не мог, мать же всегда на стороне сына. Или он боялся ее осуждения? Жаль, Артур не успел забежать к ней…

С Ромкой я не собиралась делиться этими соображениями. Просто сказала:

– Ты и сам по себе чего-то стоишь. Она любила тебя не только потому, что ты напоминал ей сына в юности.

Ромка усмехнулся, не скрывая горечи:

– Чего-то…

– Ну, это я неловко выразилась.

– Нет, это как раз точно. Я и сам не знаю, что представляю из себя. Чего хочу…

– А кто это точно знает в нашем возрасте? – возразила я. – У меня тоже что ни день – планы меняются.

На самом деле мое будущее проступило из тумана довольно ясно, когда Артур Логов пообещал взять меня помощницей, чтобы натаскать как следует перед поступлением на юрфак. И я как-то разом успокоилась. Но та душевная зыбкость, которую испытывал Ромка, хорошо помнилась…

Еще недавно я сочиняла тексты, полные туманной философии, к которой так склонны неокрепшие умы подростков. Обклеивала стены своей комнаты собственными рисунками и вырезками из