Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей

Второй рани, однако, повезло меньше. В отличие от сестры она не снискала благосклонности раны, и он отказался осуществить с ней брачные отношения, во всеуслышание заявив, что не желает иметь ребенка от полукровки. Поначалу Джули-Баи изгнали в крыло одного из маленьких заброшенных дворцов за пределами города и только спустя месяц, по настоянию главной рани, перевели в Рунг-Махал. Позже она снова покинула занан и на сей раз поселилась в Жемчужном дворце, а после нескольких месяцев разлуки с сестрой вернулась обратно. С тех пор она получила позволение остаться в Рунг-Махале и теперь тихо и уединенно живет в своих покоях.

Гобинд считает, что рана собирается развестись с ней и отправить обратно в Каридкот, как только ее сестра, главная рани, станет меньше от нее зависеть, а такое вполне может произойти, когда появятся маленькие сыновья и дочери, которые займут внимание Шушилы-Баи. Разумеется, это не более чем предположение: сахиб наверняка понимает, что для человека в статусе Гобинда почти невозможно (и уж конечно, крайне опасно) задавать наводящие вопросы насчет двух рани Бхитхора или выказывать повышенный интерес к их обстоятельствам и взаимоотношениям с раной. Посему он запросто может ошибаться в этом своем предположении, как и во всех прочих. Но по крайней мере, вторая рани, пусть и являясь женой лишь номинально, судя по всему, находится в безопасности и пребывает в добром здравии, и вскоре то же самое можно будет сказать и о главной рани.

Гобинд надеется, что сахиб безотлагательно напишет в Каридкот, дабы успокоить рао-сахиба. В настоящее время, похоже, никаких поводов для волнения нет, и, если бы не факт сокрытия смерти дай Гиты и придворных дам от их родственников, он, Гобинд, сказал бы, что в Бхитхоре все в порядке – во всяком случае, в том, что касается двух рани. Тем не менее он признался, что эти смерти по-прежнему его тревожат: было в них что-то странное… что-то необъяснимое.

– Что он имеет в виду? – спросил Аш.

Манилал пожал плечами и медленно проговорил:

– Да слишком много разных историй рассказывают… и среди них нет двух одинаковых, что само по себе подозрительно. Я, как и мой хозяин, тоже родом из Каридкота, а значит, человек чужой и не внушающий доверия. Я не могу задавать слишком много вопросов или обнаруживать слишком большой интерес, я могу только слушать. Но исподволь направить разговор в нужную сторону – дело нехитрое, и, сидя среди дворцовых слуг или разгуливая вечерами по базарам, я время от времени ронял словечко-другое, и от него, как от брошенного в пруд камушка, расходились широкие круги… Если женщины и вправду померли от лихорадки, с какой стати толковать об этом? Зачем беспокоиться по поводу чего-то, что происходит очень часто и с очень многими? Однако об этих трех смертях не забыли, и люди говорят о них только шепотом: одни называют одну причину смерти служанок, другие – другую, но все сходятся в одном: подлинной причины никто не знает.

– А что говорят насчет третьей женщины, дай Гиты? – спросил Аш, всегда вспоминавший старую даму с благодарностью.

– По слухам, дело представили так, будто она случайно упала с лестницы, или выпала из окна, или свалилась с крыши королевского дворца – здесь тоже все истории разные. Иные шепотом говорят, что ее столкнули, а другие утверждают, что она была мертва еще до падения – задушена, отравлена или убита ударом по голове, а потом сброшена с высоты, чтобы создать видимость несчастного случая. Но никто не высказал ни одного соображения, зачем понадобилось убивать старуху – или кому, или по чьему приказу. В общем, вполне возможно, все это лишь праздные домыслы болтунов и сплетников, которые любят делать вид, будто знают больше, чем все остальные. Но все-таки странно… странно, что разговоры не прекращаются, хотя две женщины умерли гораздо больше года назад, а старая дай – почти год.

Это были все новости из Бхитхора, и, если не считать смерти старой Гиты, они оказались лучше, чем ожидал Аш. Но Манилал сомневался, что его отпустят в Ахмадабад во второй раз.

Люди, остановившие и обыскавшие его, не нашли ничего, кроме двух пустых бутылочек из-под лекарства и денег. Они принялись допытываться, какие сведения и кому велел передать хозяин, на что он попугайской скороговоркой затараторил: «Мне надобно купить еще шесть бутыльков такой микстуры, какая прежде содержалась в бутыльке, что побольше, и два бутылька такой, какая была в том, что поменьше, и вот деньги на покупку». Далее он добавил, что собирается также купить несколько цыплят, потому как рао-сахиб любит яйца, и еще, возможно, несколько дынь и кое-какие сладости, и еще…

Когда они пресекли это словоизвержение, заломив Манилалу руку и грубо осведомившись, какие сообщения и кому приказал передать сахиб, он залился обильными слезами (в числе прочих он владел и этим умением) и жалобно спросил: да какие такие сообщения? Хозяин строго-настрого велел явиться в девай-дукан в Ахмадабаде, показать лавочнику бутыльки и сказать: «Мне нужно пять бутыльков такого лекарства…» – или то были три бутылька?… ну вот, они сбили его с толку своими вопросами, у него все вылетело из головы, и хаким рассердится.

В конце концов они сдались и отпустили его, решив, что он слишком глуп, чтобы держать в уме более одной вещи зараз.

– Вдобавок, – задумчиво сказал Манилал, – мне кажется, рана теперь доверяет хакиму-сахибу, чьи целительские способности и лекарства принесли ему значительное облегчение, и когда хаким-сахиб сказал, что должен закупить еще медикаментов в одной ангрези-девай и хочет, чтобы за ними послали меня, знающего, где находится лавка, никаких возражений не последовало. Правда, поначалу они приказали мне купить пятьдесят или сто бутылок, однако хаким-сахиб сказал, что прежде, чем будет использована малая часть от такого количества, все остальные испортятся. Но даже восьми хватит надолго, а потому мой хозяин, сообразно с предложением сахиба насчет голубей, поручил мне купить пару птиц у друга сахиба и забрать с собой.

Последнее имело отношение к одному из многих планов, обсуждавшихся во время короткого визита Гобинда. Сарджи держал почтовых голубей, и Ашу пришло в голову попросить у него пару птиц, чтобы Гобинд взял их в Бхитхор.

Гобинд отказался делать такую глупость: это возбудит подозрение, что он собирается посылать сообщения кому-то за пределами княжества. Но он согласился, что идея может оказаться полезной, и они с Ашем решили, что по прибытии в Бхитхор он начнет изображать повышенный интерес к птицам и собирать их в большом количестве, в том числе голубей, которых полно в любом индийском городе.

Когда все привыкнут к виду каридкотского хакима, кормящего попугаев, сооружающего скворечники и голубятни, он посмотрит, можно ли найти способ тайно переправить в Бхитхор пару почтовых голубей Сарджи.

С прибытием Манилала эта проблема разрешилась. Гобинд успел приобрести репутацию большого любителя птиц, так что Ашу оставалось лишь купить голубей; хотя ввиду полученной от хакима информации он находил данную меру излишней, не видя необходимости сообщать добрые новости из Бхитхора с особой срочностью – это можно спокойно предоставить ране и телеграфной конторе. Но если Гобинд считал такой шаг целесообразным, Аш не собирался спорить, и он той же ночью приобрел птиц, доехав верхом до поместья Сарджи при лунном свете и вернувшись с двумя голубями в маленькой проволочной клетке.