Яичко Гитлера - Николай Норд

— Нет, извольте…

В этот момент в кабинет, переваливаясь, вошла женщина, в белом халате, поварском колпаке, со следами муки на руках и просторная, как русское поле. Ее круглое лицо имело нездоровый цвет сырой картошки. В ней Николай узнал женщину с фотографии.

— Лидусик, — с приторной улыбкой обратился к ней Павел Петрович, — тут у нас посетитель — знаменитый боксер, Север Николай! Это из-за него когда-то наш Ванька в бокс пошел, помнишь? Надо, одним словом, помочь товарищу.

«Лидусик», которая, понятное дело, ничего такого не помнила, кивнула крупной головой, казалось, росшей прямо из плеч, так, словно хотела этим сказать, мол, мне этот драный бокс и все эти боксерские знаменитости — до лампочки.

— Откуда у вашей дочери это платье? — спросил Николай, показывая на снимок в рамке.

— А-а, — то знатное платье! Как же, помню! Тут у нас три или четыре сезона назад одна сладкая парочка отдыхала — мужчина, уже в возрасте, холеный весь из себя такой, вроде, казах на вид, и дамочка молодая с ним. Уж они тут повеселились! Ящик шампанского с собой привезли, да-а! Он, видно, был мужчина не бедный. Они эти два дня, пока отдыхали тут, хлестали шампанское так, словно у них был медовый месяц. Впрочем, возможно, так оно и было, хотя он ей в отцы годился. А что касается платья, то девушка прожгла на нем дырку на подоле, когда они за своим домиком шашлыки жарили. Вот после этого она платье моей дочурке и отдала, да. Видите, вон на подоле розочка такая малэнька нашита — это там дырка от искры была, и нам, видите, для симметрии и с другой стороны пришлось розочку такую же пришить.

— А имена их вы помните?

Женщина прикусила в раздумье губу и оставила след помады на зубах.

— Вот по именам — давно дело было, запамятовала.

— Не эта ли девушка? — Николай показал поварихе фотографию Ксении.

— Да, вроде, она. Красавица, что и говорить! Только тогда она моложе была и волосы, вроде, темнее, — не берусь утверждать точно. Я вам так скажу, мил человек, — такие молодые и красивые девчонки совершенно приканчивают мужчин, которые знают, что их время на исходе… — на этих словах она осеклась, и благодушие исчезло с ее лица. — А кто она вам приходится? Уж не…?

— Студенткой моей была когда-то, — прервал ее Николай, сказав первое, что пришло в голову.

— Упустил, значит, мил человек, упустил девку! Что ж, такое бывает. Меня Павлуша в шестьдесят шестом тоже едва не упустил, — ласково погладила Лида широкой пятерней по сивому чубу мужа, оставив на нем мучное пятно. — Я тогда на заводе работала, а тут приехал к нам за оборудованием один джигит с Кавказа и чуть меня не покрал. Тот еще красавец был — орел черноокий! Там такая драка была, вы бы только видели, до ножей дошло, но Павлик меня отбил, не дал увезти в горы!

Николай поднялся в совершенно потерянном состоянии. Уходя, он даже не попрощался.

— А как насчет завтра? В управление-то поедем? — крикнул ему вслед заведующий.

Но его вопрос остался без ответа, Николаю и так теперь было все ясно.

С базы Николай направился домой, но только для того, чтобы принять душ и переодеться, коль скоро он пообещал приехать на сегодняшний день рождения Киры, и потом сразу погнал машину прямо к Володе. Он хотел побыстрее разделаться с вечеринкой у Киры и освободиться от этой обязанности, хотя вечеринкой ее день рождения и назвать-то было нельзя — кроме Николая и Ксении, Кира других гостей не ждала.

Дорогой он заехал в цветочный магазин и купил большой букет алых гвоздик — Николай знал, что Кире нравятся именно эти цветы. Машину он оставил на автостоянке вблизи Володиного дома, резонно полагая, что если ему придется этим вечером выпить, то он сможет отправиться домой только на автобусе или трамвае, а «ЗиМ» останется на стоянке до утра, когда он вернется за ним.

Кира была дома одна, Володя где-то задерживался. Но все уже было готово, и Кира, робко протянув Николаю руку, будто впервые видела, сразу же пригласила его за стол и даже не спросила, почему он пришел один, без Ксении. Впрочем, это не особо насторожило Николая — Кира хоть и была в хороших отношениях с Ксенией, но любила, почему-то, именно его одного. По-братски, конечно.

Кира очень обрадовалась цветам и, сидя напротив Николая за столом, долго не выпускала букет из рук, с усладой вдыхая его умирающий аромат. Обычно Кира не слишком следила за своей внешностью — хотя и безо всяких макияжей она была весьма хороша — но она, практически, никуда и не выходила, разве что муж иногда возил ее по магазинам. Но сегодня она преобразилась и выглядела не просто красивой женщиной, а настоящей королевой.

На ней было шелковое вечернее платье, с экстравагантным, длинным вырезом на спине, солового цвета, отливающее на свету, словно шкура молодого ахалтекинца. Темные, слегка вьющиеся волосы Кира собрала наверх в незамысловатую прическу, обнажавшую лебяжью шею, которую оттеняла нить дорогого и редкого черного жемчуга. Запястья ее украшали индийские серебряные браслеты с агатами, в ушах поблескивали массивные золотые серьги в виде змей, кусающих себя за хвост. Несколько тяжелых, красного золота, перстней, с крупными рубинами и сапфирами великолепной огранки, украшали изящные, длинные пальцы рук.

Вообще, подобные украшения вполне соответствовали ее утонченной красоте, в которой чувствовалась порода. У нее были правильные черты лица, с явными примесями южных кровей, чистая кожа и большие, выразительные и влажные печальные, черные глаза. Ее не портили даже вечные тени под ними, придававшие Кире вид очень чувственной и очень ранимой женщины. Глядя на нее, мужчины тайно вздыхали и потихоньку сходили с ума. Неудивительно, что Володя души в ней не чаял и сдувал с нее каждую пылинку. Одно было плохо — периодически проявляющиеся неконтролируемые приступы ее душевной болезни.

Наконец, Кира поставила букет в хрустальный кувшин с водой, стоящий на краю стола, видимо, заранее здесь приготовленного для этого случая, и сказала безо всякого энтузиазма в голосе:

— Давай выпьем, не будем ждать Вову. Я знаю — ты домой торопишься, сидишь тут как на иголках. Да, я знаю все…

Николай вопросительно вскинул брови.

— Мне Вова все про Ксению рассказал, — призналась Кира смущенно. Багряный солнечный закат, лежавший на белом фортепиано, своим отсветом наводил румянец на лицо красивой женщины, внешне усиливая ее смущение. — Ты только не ругай его, он последние дни хмурый какой-то ходит, сам не свой, вот я и заставила его признаться — в чем дело. По-моему, он за тебя сильно переживает!

Николай, кивнул, налил себе треть бокала коньяка и хотел, было, наполнить бокал своей прекрасной визави каким-либо соком, ибо Кира редко пила спиртное, даже в такие дни, дабы не спровоцировать нервное потрясение, но она упредила его жестом и словом:

— Нет, в таком случае я тоже выпью… Коньяк.

— За тебя, Кирочка, счастья тебе! — предложил тост Николай, подняв свой бокал.