Последнее действие спектакля - Ирэн Адлер

– Как я, наверное, вам уже говорил, – добавил Шерлок, – мой брат твёрдо решил начать политическую карьеру, и поэтому мама отдала ему хорошее пальто моего отца. Тут Шерлок впервые назвал его имя – Сайгер, чью печальную историю я узнала много позже.

– Теперь, – продолжал юный Холмс, – понюхайте, пожалуйста, подкладку этого пальто… а затем лоскут, который раздобыл Арсен. Постарайтесь обострить ваше обоняние и отойти от запаха людей, носивших эту одежду. Сосредоточьтесь на запахе, так сказать… главном – на запахе самого шёлка.

Мне стало любопытно, и я попыталась сделать, как он просил.

Подкладка в обоих случаях имела какой-то общий запах.

– Словно надушена! – воскликнула я. – Какая-то необычная эссенция…

– Превосходно! – одобрил Шерлок, радостно прищёлкнув пальцами – У обеих тканей неповторимый запах дорого индийского шёлка, который привозят из колоний Её Величества, королевы Англии.

Люпен поёрзал на своей скамье.

– Выходит, бетнельский дьявол, даже если он испанец, одевается здесь, в Англии.

– Совершенно верно! И тратит на это немало, – добавил Холмс.

Люпен нервно потёр подбородок, и, глядя на него, я подумала, что любая догадка или умозаключение, которые для нас с Шерлоком представляют всего лишь решение трудной головоломки, для него ещё один шаг к спасению отца.

– Ну, а теперь, когда у нас есть эти инициалы и мы знаем, что плащ сшит в Англии…

– Теперь следует вернуться на Сэвил-роу? – предположил Шерлок.

Я покачала головой:

– Не совсем на Сэвил-роу, но рядом.

Как только Гортензия вышла из дома, я оставила Люпена и Шерлока за толстым тополем и догнала её.

– Миссис Гортензия! Миссис Гортензия, простите!

Портниха остановилась, желая понять, кто зовёт её, и, узнав меня, выразила явное неудовольствие. Мне тоже стало не по себе.

– Вы читали об Офелии? – спросила я.

Она ответила, что да, читала, и это совершенно ужасная история.

Она шла медленно, но решительно, и несла пару пиджаков, завёрнутых в голубую веленевую бумагу.

– Что вам от меня ещё нужно, мисс? – спросила она у первого перекрёстка на Сэвил-роу.

– Похоже, вы совсем не рады, что Скотланд-Ярд нашёл вашу подругу, и даже как будто сердитесь на меня, миссис Гортензия, – заметила я.

– Я нахожу тут странное совпадение, скажем так, – ответила она. И объяснила: – Вы являетесь ко мне домой с вашим дворецким, нагруженным пакетами и пакетиками… – Потом помолчав, добавила, словно подчёркивая, что с моей стороны совершенно неуместно демонстрировать, что кто-то находится в моём услужении: – Расспрашиваете меня о семье Оливии, я рассказываю вам о тётушке Бетти, а потом, на другой день… Мою бедную подругу находят полуживую именно там, в старом доме тётушки…

– Не понимаю, как вы можете думать, будто…

– Я ничего не думаю, мисс! Но я не понимаю, зачем вы опять явились ко мне, – заключила портниха, нервно теребя свой пакет с одеждой.

– Потому что вы единственный человек, который в состоянии помочь мне, – призналась я и рассказала, что веду расследование по поводу случившегося.

Подозреваю, что тот, кто оглушил Офелию в доме на Бетнел-Грин, и тот, кто обвинил отца моего друга в убийстве Альфреда Санти, секретаря маэстро Барцини, это одно и то же лицо.

– Между прочим, у меня тоже есть подруга, мисс. И она лежит сейчас в постели, борясь за свою жизнь. Надеюсь, вы не обидитесь, если я не скажу вам больше ни слова, ни о ней, ни о её прошлом, – сказала портниха.

– Хорошо, миссис Гортензия, – согласилась я. И теперь неловкость почувствовала моя собеседница. – Я не собираюсь расспрашивать об Офелии. Мне хотелось бы только узнать… ваше мнение как эксперта.

Это была полуправда.

Конечно, мне интересно было узнать мнение портнихи с таким внушительным опытом, но больше всего я надеялась, что монограмма W&R на ткани пробудит в ней какое-нибудь воспоминание, связанное с далёкими годами юности Оливии и Гортензии.

И поэтому я тут же показала ей лоскут красного шёлка.

Гортензия посмотрела на него, потом на меня, словно на сумасшедшую.

– Это что? Шутка?

– А вы как думаете?

– Это шёлк лучшего качества, – ответила портниха, рассматривая ткань.

– А монограмма вам что-нибудь говорит?

Женщина задумалась на минутку.

– Нет. К сожалению, совершенно ничего не говорит.

Я закусила губу.

– Это не может быть монограмма какого-нибудь ателье? – продолжала настаивать я, решив во что бы то ни стало добиться ответа.

– W&R? – повторила Гортензия, снова останавливаясь и раздумывая, на этот раз недолго. – Нет. Я не знаю ателье с такой монограммой. Во всяком случае, на Сэвил-роу.

– Может быть, это ателье закрылось, – продолжала я, хотя моя надежда уже совсем растаяла. – Или сменило хозяина?

– Вы не на верном пути, мисс, – ответила Гортензия. – Я работаю здесь всю жизнь и могу заверить вас, что не раз приходилось перешивать старые вещи. Но я никогда не встречала название такого фантастического ателье. А теперь, с вашего позволения, мне нужно отнести мою работу.

– Я остановилась в гостинице «Клариджиз», – смиренно произнесла я. – Если что-нибудь вспомните или передумаете…

– Мне нечего больше сказать вам, мисс. Всего доброго, – распрощалась Гортензия и удалилась по улице портних.

– И что же? – спросили Арсен и Шерлок, когда я вернулась к ним.

– Ноль без палочки, – огорчилась я. – Гортензия уверяет, что не существует ателье с такой монограммой.

– Только этого не хватало! – с убитым видом произнёс Люпен. – Это значит, что сшить плащ из этой ткани могли и в Соединённых Штатах, и во Франции, где угодно!

Шерлок помрачнел. Его вывод о том, что плащ бетнельского дьявола английского происхождения, проваливался. В который раз с тех пор, как начали расследование, мы опять оказались в тупике.

Весь день мы совершенно безуспешно расспрашивали возниц кэбов.

А потом отправились на Чаринг-Кросс в поисках какого-нибудь необычного покупателя широкополой шляпы, но к вечеру отказались от дальнейших розысков, поскольку стало ясно, надо начинать всё сначала. И в этот мрачный осенний день я подумала, что, может быть, мы слишком молоды и неопытны, чтобы самостоятельно вести расследование, и нужно обратиться к кому-нибудь за помощью.

За ужином я всё время наблюдала за мистером Нельсоном, спрашивая себя, стоит ли рассказать ему о наших делах, и выжидала подходящего момента для этого, но он так и не настал.

Мне показалось, что, рассказав кому-либо из взрослых о нашем расследовании, я предам дух нашей маленькой компании.