За гранью - Микаэль Крефельд

– Думаешь, она их украла?

– Может быть. Но в таких бутиках это довольно сложно. У дверей там стоит охранник, а весь товар лежит в закрытых витринах. Они очень хорошо знают, сколько стоят эти вещички.

– Может быть, ей дарил этот, как его… мистер Вундербаум.

– Может быть.

– Похоже, ты так не думаешь. А как ты считаешь?

– Она была бы не первой девушкой в мировой истории, которая за хорошую цену предлагает сеанс приятного массажа.

– Думаешь, она шлюха? – вырвалось у Йонсона.

Томас пожал плечами:

– Я бы не удивился.

– О’кей. Ну а что дальше?

– Придется мне, видно, сходить в центральный участок и запросить в системе. Какое-то даже странное ощущение. Отвык, наверное… Давненько этого не делал.

Вскоре они подошли к дверям «Морской выдры». Йонсон посмотрел на Томаса:

– Зайдешь, что ли? За счет заведения.

– Да нет, спасибо. Появлюсь, когда что-нибудь узнаю.

Томас повернулся и двинулся в путь.

– Ворон! – окликнул его Йонсон.

Томас посмотрел через плечо.

– Это очень благородно с твоей стороны.

Томас коротко кивнул и пошел к себе на «Бьянку».

Мелархойден, январь 1980 года

Эрик открыл глаза. Он лежал в темной комнате, в окно лился лунный свет. Вертушка с маленькими серыми уточками из лакированного дерева несколько раз крутанулась от сквозняка, который задувал в приоткрытую дверь. Эрик приподнялся с подушки. Он поглядел на часы, стоявшие рядом на ночном столике. Было половина третьего ночи. В дальнем конце второго этажа слышались голоса. Они доносились из родительской спальни. Слышно было, что родители ссорятся. Ему показалось, что там кто-то плачет, но который из них, он не мог различить. Эрик откинул перину и встал с кровати. Подтянув спустившиеся во сне пижамные штаны, он на цыпочках приблизился к двери. В коридоре горел свет. Мама говорила недовольным голосом, но о чем речь, он не расслышал. Эрик пошел вперед по узкому коридору, оклеенному обоями в цветочек. Дверь родительской спальни была открыта, и он не сразу решился подойти ближе. Осторожно просунув голову в щель, он заглянул в комнату. Мама в розовой ночной сорочке сидела на кровати, прислонившись к спинке, и, не поднимая головы, все пилила большой пилкой свои длинные ногти. Отец в такой же полосатой пижаме, как у Эрика, беспокойно ходил взад и вперед возле кровати. Эрик увидел, что глаза у отца красные, и, значит, это он плакал. Эрик испугался. Это было страшнее, чем если бы плакала мама.

– Я не понимаю тебя… Не понимаю, Лена! – Бертиль в отчаянии всплеснул руками.

– Потому что не хочешь. Мы уже столько раз все это обсуждали.

– Ну так растолкуй мне еще раз, – вырвалось у Бертиля с такой силой, что на губах даже выступила пена.

– Если я останусь в Мелархойдене, я умру. Понял ты наконец, Бертиль? Тогда я буду такая же мертвая, как твои проклятые звери в подвале. – Она поменяла палец и принялась обтачивать пилкой следующий ноготь.

– Ну хорошо. Давай тогда продадим этот дом и переедем в город. Я готов.

Бертиль сел на кровать, Лена подвинула ноги, чтобы только не соприкасаться с ним.

– Мы начнем все сначала, – сказал он. – Так я даже сэкономлю на поездках. Будем почаще ходить в ресторан, в театр, в кино. У тебя будет все, чего тебе не хватает.

– Ты так ничего и не понял.

– Да нет же! – принялся он отчаянно возражать. – Я прекрасно понимаю, что сидеть тут дома целыми днями совсем не весело. Вот мы с тобой и переедем, куда тебе хочется…

– Не мы с тобой, Бертиль. Уеду я. Дело не только в том, чтобы уехать из Мелархойдена. Я хочу разъехаться с тобой. Мы просто стали… чужими.

– Ну как ты можешь быть такой бесчувственной? – сказал Бертиль, потупившись. – Прожив столько лет вместе!

– Я не бесчувственная, Бертиль, я реалистка. Я приняла решение, которое в конечном счете пойдет на пользу нам всем.

– А как же Эрик? Ты ведь не бросишь сына!

– Не пытайся ставить на эту карту, Бертиль. Эрик сможет ко мне приезжать. Мы договоримся и придем к соглашению.

Эрик не в силах был слушать дальше. Отодвинувшись от двери, он опустился прямо на пол и остался сидеть у порога в коридоре. Он закрыл уши ладонями, но это мало ему помогло, он все равно слышал, что говорят родители.

– Я никуда тебя не отпущу, – сказал Бертиль.

– Это не тебе решать.

– Я покончу с собой, если ты уйдешь. Клянусь тебе, я пойду в подвал и там повешусь.

Эрик отнял руки от ушей и вновь заглянул в спальню.

Отец уже не сидел на кровати. Он опять плакал:

– Умоляю тебя, Лена!

– Прекрати, Бертиль. – Она протянула руку и погладила ту ногу Бертиля, которая была ближе. – Ты делаешь только хуже. Нам было… хорошо вдвоем, но теперь все изменилось.

Лена отложила маникюрную пилку, вынула из пачки сигарету и закурила.

Бертиль застыл на месте и оцепенело стоял, потупив взгляд. Лена курила, пуская сигаретный дым в его сторону. Дым обволакивал его туманной пеленой. «У папы не лучший в жизни момент», – подумал Эрик. Такая поза не достойна пьедестала. Однако он хотел запечатлеть в памяти эту картину на долгие годы. Если бы не то, что случилось в следующую секунду. Неожиданно Бертиль бросился на кровать и упал на Лену. Он схватил ее за шею обеими руками и сильно сжал. Она выронила сигарету, и та упала на ковер. Лена стала вырываться, она отталкивала Бертиля руками, отпихивала ногами, пытаясь сбросить его, но не могла справиться с такой тяжестью. Эрик так и оцепенел на пороге. Ему хотелось крикнуть отцу, чтобы тот остановился, но он не мог издать ни звука, хотелось кинуться на помощь матери, однако ноги не слушались. Клокочущие звуки, которые издавала мать, больно отдавались у него в ушах, между тем как сигарета, прожигая ткань, все глубже погружалась в ковер. Может быть, так и лучше, подумал он. Все равно мама собирается их покинуть.

Вдруг Бертиль издал нечеловеческий крик и схватился за щеку. Длинные ногти Лены разодрали ему кожу, сквозь пальцы у Бертиля проступила кровь. Кашляя и брызгая слюной, она колотила его кулаками в грудь, он медленно сполз с нее и плюхнулся на пол прямо на сигарету. Казалось, он ничего не заметил. Сидя на полу, он отчаянно зарыдал.

– Психопат несчастный, – сквозь кашель выкрикивала Лена. Она била его по голове, и Бертиль не отводил ударов, которые сыпались на него градом. – Психопат проклятый!

Наконец Лена в изнеможении рухнула на кровать. Она все кашляла и хваталась за шею, на которой каким-то жутким ожерельем виднелись красные следы, оставленные пальцами Бертиля.

– Извини, Лена… Сам не знаю, что на меня нашло. Прости меня.