И придет рассвет - Кристина Скай

– Но…

Граф не стал ждать ответа. Он вошел и направился к лестнице, но был остановлен надменным дворецким.

– Так где ее комната?

Старый слуга, не удостоив его ответом, не сдвинулся с места.

– Где ее комната, черт побери? Вы что, не понимаете английского языка?

Индия положила ему руку на плечо, и он посмотрел на нее.

– Не волнуйся. Сегодня вторник.

– Вторник? Какое это имеет значение, хотел бы я знать, черт возьми? – взревел Торн.

Индия недовольно поморщилась, и он понял, что ей не нравится, как он выражается.

– Извините, принцесса. А теперь скажите, чем отличается вторник от других дней недели?

– По вторникам Бич не разговаривает.

– Ну, ясное дело, – буркнул Девлин. – Как я мог этого не знать. Поскольку ваш дворецкий не изволит говорить, скажите вы, где ваша комната.

– Вверх по лестнице и налево.

Однако Девлин успел сделать всего несколько шагов. На этот раз дорогу ему преградила дородная женщина со связкой ключей на поясе.

– Извините, – сказал он, – но мне надо подняться по лестнице.

Женщина не пошевелилась. Казалось, она вообще его не заметила.

Девлин хотел было что-то сказать, но запнулся и посмотрел на Индию.

– Только не говорите мне, что сегодня вторник и она…

– Нет, не из-за вторника. Миссис Харрисон не признает присутствия в доме мужчины после полуночи каждую вторую неделю месяца. Это как-то связано с ее дядей, который обещал, что оплатит ей проезд в Вест-Индию, где она должна была встретиться со своим женихом и выйти за него замуж. К сожалению, дядя умер в состоянии страшного помутнения разума вследствие злоупотребления алкоголем, а его наследник отказался помочь миссис Харрисон и оплатить проезд. Таким образом, он лишил ее возможности любить. Бедняжка с тех пор так и не простила обоих мужчин.

– Так почему же она «миссис»?

– Простая формальность. Она так и не вышла замуж.

Девлин нахмурился. Причуды прислуги казались Индии обычными, но он был поражен. В его семье к прислуге относились хорошо, но отстраненно. И уж конечно, его отец и мать никогда не интересовались тем, что любят или не любят их слуги и какие у них проблемы.

Девлин подумал, что и он никогда не был привязан к тем, кто молча ему служил, пока он рос. Сейчас он вдруг понял, что от этого его жизнь, возможно, была намного беднее.

Интересно, подумал он, обходя толстуху, чего еще можно ожидать, когда он поднимется по этой красивой витой лестнице?

Но как только он занес ногу над первой ступенькой, Индия воскликнула:

– Нет, не надо!

Девлин удивленно поднял брови.

– Что на этот раз? Нет, погодите, я сам догадаюсь. У вас гостит Наполеон, и никому, кроме него, не позволено ходить по этой лестнице, пока он в доме.

– Нет, конечно. Но я понимаю. Вам смешно, что у нас существуют подобные ритуалы. Полагаю, постороннему человеку они могут показаться пустячными. Мне не раз об этом говорили.

Ее лицо стало печальным, и Девлин пожалел о своих словах.

– Они вовсе не пустячные. Просто к ним надо привыкнуть. А теперь, ради Бога, скажите, почему мне нельзя подняться по этой лестнице?

Индия глянула на маленькие часики, приколотые к корсажу ее платья.

– Потому что время уже за полночь.

Девлин ждал. Несомненно, это что-то должно было означать, но он понятия не имел, что именно.

– Видите, уже почти время. – Она посмотрела на лестницу.

Девлин проследил за ее взглядом. На самой верхней площадке лестницы появилась высокая фигура, одетая в красную ливрею дома Крэнфордов. Девлин с изумлением увидел, как этот человек, перекинув одну ногу через перила, ловко соскользнул вниз. Преодолев расстояние в два этажа, он спрыгнул с перил перед Индией, неловко поклонился и, пробормотав: «Миледи», – пошел в сторону кухни.

Только тогда Девлин заметил, что слуга хромает.

– Что у него с ногами?

– Альберт и его семья живут с нами всю жизнь. Он был с отцом во многих археологических экспедициях за границей. Во время сражения при Сьюдад-Родриго Альберта тяжело ранили. Отец пригласил самого известного хирурга, но ногу Альберт все же потерял. Папа настаивал на том, чтобы ему давали более легкую работу, но Альберт и слышать об этом не хотел. Каждую ночь он обходит весь дом, чтобы проверить, все ли в порядке. Ему было трудно спускаться и подниматься по нашим многочисленным лестницам, и мы с Айаном придумали этот способ. Вам не кажется, что для него так лучше?

Граф Торнвуд лишь смотрел на нее в изумлении. Разве он в своей жизни хотя бы раз задумывался о том, как живется прислуге?

– Вы правы, принцесса. Конечно, ему так легче. Вы хорошо с Айаном придумали.

– Я рада, что и вы так считаете. Сейчас мы можем подняться. Ничего больше не произойдет в следующие четверть часа. Только вам не обязательно меня нести. Я вполне могу идти сама. Крови совсем немного, и бок почти не болит, уверяю вас.

– Исключено. Я отнесу вас наверх и уложу в постель. И не вставайте до утра, до тех пор, пока не приедет хирург.

– Вот как?

– Да, именно так.

В это мгновение что-то большое и серое загородило ему дорогу. Что еще? – подумал Девлин.

Он глянул вниз и увидел зеленые глаза, длинную морду и оскал сверкающих белых зубов.

Боже праведный! Это волк! Огромный зверь приготовился к прыжку, чтобы напасть на него!

Девлин быстро развернулся и загородил собою Индию, пожалев, что у него нет с собой никакого оружия. Пригодилась бы даже обыкновенная трость – все лучше кулаков против этих острых клыков.

– Луна, лежать. Все в порядке. Он друг.

Луна? Девлин услышал, как рычание превратилось в тихое завывание. Господи, неужели она держит волка в качестве домашнего животного?

Индия посмотрела на Девлина и улыбнулась:

– Можете считать, что я поступила эгоистично, но я не могла ее оставить. Я нашла ее щенком, полумертвой, недалеко от Брюсселя, когда я… когда я путешествовала.

Путешествовала.

Дев сразу все понял. Она хотела сказать, когда она его искала. Какие она, должно быть, видела ужасающие сцены в том хаосе, который представляли собой дни и ночи после Ватерлоо! И как это похоже на нее: подобрать беспомощное существо, хотя у нее своих забот было более чем достаточно.

У Торна появилось страшное желание прижать ее к себе и поцеловать. Но громадная волчица истолкует это по-своему и, чего доброго, прокусит ему обе ноги, подумал Девлин.