Джек. Поиск возбуждения - Антон Ульрих

Пленник, задерживавший во время моей речи дыхание, с шумом его выдохнул и облегченно обвел взглядом комнату и членов нашего достойного клуба.

– Каково же ваше решение, ваша честь? – чуть не хором спросили меня обвинитель и защитник.

– Наказание розгами! Сорок ударов!

Члены клуба вскочили, громко аплодируя моему решению и столь блестяще завершенному суду.

– Нет-нет, не надо, – взмолился плачущий пленник, но двое членов, те самые, которые играли со мной в команде, подхватили его за руки и кинули лицом вниз на скамью.

Несчастный итонец сильно ударился о сиденье и застонал. Малыш Саймон тотчас подскочил к нему и ловко связал под сиденьем руки. Затем он так же ловко связал заранее приготовленной веревкой ноги несчастного таким образом, что тот не мог уже пошевелиться, а лишь только плакал и стенал, моля нас о пощаде, но его никто не слушал. Джимбо смотал из своего большого и не слишком чистого носового платка кляп, который засунул в рот пленнику, после чего осторожно стянул с него штаны.

Столпившимся вокруг членам клуба открылись белоснежные ягодицы.

– Настоящая женская попа, – с видом знатока заявил сэр Джордж Мюррей-младший.

Ко мне подошел Малыш Саймон, неся на руках, словно шпаги, несколько розг. Я принялся тщательно выбирать ту, которой буду наказывать несчастного, изредка бросая в его сторону косые взгляды. Пленник затих, со страхом ожидая начала порки, и, дрожа всем телом, следил, как я со свистом рассекал воздух розгой, как гнул ее в руках, проверяя гибкость и одновременно прочность лозы. Наконец, выбрав подходящую, я неторопливо подошел, примерился и с силой опустил розгу на белые ягодицы, тут же обагрившиеся кровью. Пленник взвыл от резкой боли и невыносимого унижения. Члены клуба разом выдохнули, следя за каждым моим движением.

Люди любят смотреть на мучения других. Хотя никто никогда не признается в этом, однако каждый из нас, знакомый с грамотой, хоть раз да заглядывал в запретные издания работ де Сада, млея от возбуждения. И я, стоя рядом с остальными членами клуба, тоже млел, втайне радуясь, что придумал такое замечательное развлечение.

* * *

Вечером того же дня Джимбо зашел ко мне. Я валялся на кровати и заново переживал то, что произошло сегодня в клубе.

Поинтересовавшись, не занят ли я чем-нибудь важным, Джимбо уселся в кресло и закурил сигару. Я поигрывал в воздухе тростью, ожидая, что же скажет мой приятель. Тот долгое время хранил молчание и, как и подобает истинному джентльмену, пускал клубы дыма, но затем внимательно посмотрел на меня и через силу засмеялся:

– Да, Джек, здорово мы повеселились.

– Здорово, – согласился я, ожидая, чем же закончится внезапный приход сэра Джорджа Мюррея-младшего.

И тот продолжил:

– А ты это ловко придумал. С наказанием. Да. А попа у него и вправду женская. Ты хорошо запер комнату?

– Да.

Дело в том, что мы не стали пока что отпускать нашего пленника, пару раз падавшего в обморок от боли. Я распорядился, чтобы Малыш Саймон накрыл его зад смоченной в воде тряпкой. Так делали наказанные ученики, чтобы спала опухоль и на зад можно было садиться. Так наш итонец и лежал на скамье связанный, с кляпом во рту и с мокрой тряпкой на заднице. Теперь же Джимбо, который еще с самого начала суда подумал о том же, о чем и я, пришел ко мне с этой идеей, так внезапно пронзившей мой мозг, едва он произнес: «Вы не только не знакомы с манерами, но еще и ведете себя, как девчонка!»

Джордж еще немного помялся и под моим взглядом, а как вы помните, я стал влиять на него, предложил:

– У него действительно задница женская. Давай попользуем его.

Есть ли нужда объяснять, что означало это «попользуем»? Тот, кто учился в закрытом раздельном университете, знал, сколь сильны там гомосексуальные традиции. Часто старшие склоняли к сожительству младших насильно. Подобное поведение и называлось «попользовать». Иногда строптивого боя, который к тому же в чем-либо провинился перед хозяином, пользовал не только сам хозяин, но и его друзья, по тем или иным причинам желавшие гомосексуальных связей с применением жестокости.

Сам же я еще ни разу не имел мальчика. Один раз меня ласкал Малыш Саймон, но это не было сделано с ним насильно, а скорее из обоюдного любопытства. Теперь же Джимбо предлагал мне попользовать совершенно незнакомого юнца, причем сделать это вдвоем, что еще больше возбуждало мое любопытство. Я считал тогда, считаю и сейчас, что есть люди, которым необходимо все попробовать, все испытать в жизни. Поэтому я согласился с предложением приятеля. Мы тут же отправились в комнату, где проводились заседания Большого оксфордского клуба. Юнец лежал на том же месте, на котором мы его оставили, и, видимо, спал, потому что, когда мы вошли, он, повернув голову и взглянув на нас, не сразу сообразил, где находится. Лишь только когда Джимбо, совершенно не смущаясь меня, приспустил штаны, пристроился к нему сзади и откинул мокрую тряпку, несчастный начал умолять не делать этого. Я пригнулся к лицу пленника и пообещал, что после этого мы его отпустим, и юнец притих, только тихо постанывал.

Мы попользовали пленника. Это было интересно, но не так, как было с кузиной Долли. Лишь возбуждение от ощущения чего-то нового скрасило половой акт. Затем я немного поговорил с ним, прежде чем отпустить на все четыре стороны.

– Послушай, если ты кому-нибудь расскажешь о том, что здесь с тобой было, мы все станем отрицать, – сказал я юнцу на прощание. – Нас много, и все мы будем утверждать, что ничего не было и ты на нас наговариваешь. Когда столько человек одновременно отрицают то, что утверждает один, ему не верят. К тому же ты прославишься. Поверь, никто не захочет дружить с человеком, которого сначала выпороли, а затем еще и попользовали. Думаю, тебе лучше молчать, иначе у тебя на всю жизнь будет клеймо. Ты все понял? А теперь можешь идти.

Итонец никому ничего не рассказал. Такого позора он не вынес бы. Что ж, это было даже к лучшему, решили мы с Джимбо. Бедняга проглотил обиду. Таков удел слабых и безвольных.

Только не подумайте, что я гомосексуалист. Признаюсь, мне не понравилось иметь мальчишку. В этом не было ничего приятного. Напротив, я ощущал себя кем-то другим. Гораздо приятнее было ожидать этого, нежели делать.

После этого я уже ни разу не пользовал мужчину. Зато мы с Джимбо частенько посещали полуподпольный публичный дом, стоявший чуть поодаль университетского городка, в Оксфорде. О нем знали все жители, но никто не требовал закрыть заведение, так как все понимали, что молодежи, которая учится в университете, просто необходимо изредка выпускать пар, как образно выражался мой дедуля. Дело в том, что разрешенные в больших городах типа Лондона публичные дома имели страшную репутацию в таких тихих заводях, коей являлся Оксфорд, поэтому жители подобных маленьких городков единодушно требовали закрытия заведений.

Проститутки, обслуживавшие нас в подпольном публичном доме, имели довольно потасканный вид, но что это значило, когда твоя юношеская гиперсексуальность требовала немедленного выхода. Мы приятно проводили время, постоянно требуя у мадам распорядительницы заведения новеньких девушек. Там же, в публичном доме, ожидая, когда подадут шампанское, сидя на плюшевом диване и беспечно пролистывая свежую газету, я натолкнулся на заметку, привлекшую мое внимание знакомым названием, вынесенным в заголовок. Я тогда учился уже на последнем курсе. В заметке говорилось о том, что в Суссексе, недалеко от деревни Фулворт, в поместье известного аристократа и филантропа сгорела усадьба. Во время пожара погибли все обитатели усадьбы, в том числе сэр Чарльз с супругой. Полиция не исключает умышленный поджог.